Видно было, что разговор не доставляет ему никакого удовольствия.
Позвоните через неделю. Ему должно быть лучше к тому времени.
– Надеюсь, это не серьезно.
– Все в руках Божьих. – Он отвернулся от нее, давая понять, что разговор окончен. Странно, но ей не хотелось уходить. Монахи заинтересовали ее, особенно этот. Его короткие волосы на затылке выглядели очень по-детски. Она попыталась представить его в джинсах и с нормальной прической.
– Я думала, что монахи-трапписты дают обет молчания и только аббат может беседовать с посторонними. Почему же вы говорите со мной?
– Хотя братья и считают пустые разговоры излишними, но обет молчания на самом деле миф, – объяснил монах, не оборачиваясь.
Фрэн этого не знала.
– Если это так, могу я взять интервью у вас? Или только аббату разрешено говорить с женщинами?
– Если бы это было так, я бы не говорил с вами сейчас, – тихо ответил он. Слишком тихо.
– Извините. Я не хотела искушать вас.
Внезапно он повернулся и посмотрел на нее:
– Зачем извиняться?
Она не знала, что ответить на этот вопрос, потому что ей вдруг стало жарко.
– Вы не первая любопытная женщина, переступившая этот порог, заинтригованная желанием мужчин сохранить целомудрие. Не сомневаюсь, что женщина с такой внешностью, как у вас, не в состоянии понять это. Не притворяйтесь, мисс Мэллори! Вы очень хорошо знаете, какое влияние оказываете на мужчин, иначе сформулировали бы вопрос по-другому, – его взгляд опустился ниже. – И оделись бы во что-нибудь менее открытое.
Если бы Фрэн была способна на насилие, она дала бы ему пощечину.
– Я не удивлюсь, если вы закончите свою жизнь здесь, спрятавшись от мира. Только Бог может простить такую грубость и высокомерие.
– Вы перечислили мои самые серьезные грехи. Я не хотел оскорбить вас и приношу свои извинения.
– Вы говорите не как монах.
– Извините, если я разрушил ваши представления о монахах, но они обычные люди из плоти и крови. Иногда они ведут себя точно так же, как и все остальные.
– Это я заметила, – его откровенность удивила ее. – Вы хотите, чтобы я добавила это в мою статью? – сказала она первое, что пришло ей на ум в это мгновение.
– То, что я хочу, не принадлежит материальному миру. Без согласия отца Амброзия вы не можете напечатать ни строчки.
– Если вам интересно знать, меня прислали сюда, потому что мой коллега в отпуске. Я приехала сюда не для того, чтобы развлекать изголодавшихся по сексу монахов. – С пылающими от возмущения щеками, она добавила: – Судя по вашей реакции, мое присутствие развлекает вас. Без всяких сомнений, вашему извращенному сознанию требуется повод, чтобы поддаться искушению, а потом раскаяться и искупить грех каким-нибудь наказанием.
У выхода она остановилась, чтобы перевесить камеру с одного плеча на другое.
– Передайте аббату, что кто-нибудь из журнала позвонит ему, чтобы назначить новую встречу. Желаю хорошего дня!
Она пересилила желание хлопнуть дверью и покинула монастырь, не оборачиваясь. Радость, которую ей доставила красота апрельского утра, испарилась, не оставив и следа.
Он был груб с ней. Ужасно груб, хотя она не сделала ему ничего плохого. Впрочем, она ничем не отличалась от его собственной матери, женщины, жившей по своим собственным законам. Она добивалась своего, не задумываясь о цене, которую ей придется заплатить, не задумываясь ни о Боге, ни о дьяволе.
Его мать знала, что отец собирается стать священником, но соблазняла и искушала его, пока он не сдался. Интересно, простое ли совпадение, что на мисс Мэллори был костюм персикового цвета? Даже ее кожа была нежной и розовой, как персик. |