— Бессовестный. Я в три раза тебя взрослее. А ты со мной, как с девчонкой на дворе…

— Не лезь, вот и не буду как с девчонкой…

— Как же «не лезь», когда на этом утиле миллион микробов…

Они там, в своей «Орхидее», все были помешанные на борьбе за стерильность.

— Ты их тут считала, микробов-то? — буркнул Инки.

— Вот схватишь какую-нибудь инфекцию, куда я тебя дену?

— На Хабаровскую, конечно, — сообщил Инки (на Хабаровской улице была всем известная городская больница). — Или прямо на кладбище…

— Тьфу на тебя. Чтоб ты язык прикусил…

Марьяна была рыхловатая, с пухлым лицом и в общем-то беззлобная. Инки она особенно не донимала, в дела его влезала нечасто. Кормила его, мазала зеленкой ссадины, иногда говорила (так, для порядка), чтобы садился за уроки, стирала его бельишко и порой непонятно вздыхала, поглядывая издалека (Инки чувствовал это затылком). Правда, вначале, когда поселилась в их доме впервые, Марьяна вздумала было воспитывать Инки. Он, сумрачный и усталый, вернулся после позднего бродяжничества около полуночи — с травяным сором в перепутанных темных космах и синяками на тощих икрах. Марьяна глянула сурово:

— Где болтался до такого времени? Я уж думала, пропал насовсем! Погляди на себя, бомж подзаборный, а не ребенок…

Это были скучные, стертые слова. Инки пальцами (немытыми!) брал с тарелки и отправлял в рот холодный винегрет. Марьяна уперла в бока кулаки с колечками на пухлых пальцах.

— Выбирай! Или я звоню матери и спрашиваю, что с тобой делать, или выдеру тебя сама!..

Может быть, она по правде думала, что сумеет это.

Инки придвинул белевший на кухонной клеенке валик для раскатки теста. Сказал без выражения:

— Только подойди…

— Бессовестный! Я… звоню прямо сейчас!

— Звони, звони. Все равно у нее мобильник всегда отключен.

— Ну и… тогда я расскажу про все, как только она сама позвонит!

— Вот страшно-то… А я расскажу, что у тебя ночует твой Вик.

Вик (то есть Викторин Холкин, шофер с товарной базы) был давний знакомый Марьяны. Он тоже обитал в общежитии, только в своем, для мужиков. Где им с Марьяной найти крышу на двоих? Ну и вот… Покладистый, толстогубый и белобрысый Вик относился к Инки хорошо, тот ничего против него не имел. Но сейчас Марьяна, как говорится, достала Инки…

— Свинья ты! — плаксиво завопила она. — Что ты такое врешь! Он вовсе даже… он просто засиделся до утра, потому что мы… ночью пили чай и говорили про кино. Про сериалы…

— Ага. А кровать скрипела, будто на ней три медведя…

— Как у тебя язык-то поворачивается! — Марьяна в два раза усилила плаксивость.

Инки пожалел ее.

— А я чего. Я и говорю: сидите там рядышком, спорите о всяких «Бригадах» и «Сантах-Барбарах», друг друга локтями пихаете, а кровать-то вся ржавая, бабушкина еще. Можно бы и потише…

— Бессовестный, — опять сказала Марьяна. Уже примирительно. — Руки бы помыл. Все в заразе…

Инки вытер пальцы о замызганные бриджи. Винегрета на тарелке все равно уже не было…

После этого Марьяна никогда не лезла к Инки с воспитательными беседами, а он делал вид, что не замечает ночных посещений Вика. Вик бывал все чаще. Порой казалось даже, что он живет в квартире Гусевых (это фамилия Инки и матери) больше, чем в своем шоферском общежитии. Ну и ладно. Инки от этого была даже польза. Вик добыл где-то старенький компьютер, притащил его к Марьяне, и они часто сидели вдвоем перед монитором — по уши влезали в нехитрые компьютерные игры (хитрые такой музейный агрегат «не тянул»).