– Ты бредишь, – сказал Корентин. – Рим…

Грациллоний пришел в себя.

– Я придумаю, что сказать Риму, – ответил он. – Будешь вести себя как следует, сможешь жить. Ты в самом деле не стоишь тех проблем, которые повлечет за собой твое убийство. Но это лишь в том случае, если ты будешь держать рот на замке. Убирайся. И не возвращайся.

– Я говорил как друг.

– Ты мне больше не друг. В следующий раз я буду с тобой разговаривать, когда ты приползешь ко мне на коленях и признаешь, что этот ангел, или кем бы там ни был посланный Христа, лжец. А теперь пожелаешь остаться на ногах или чтобы тебя вымели как прочий мусор?

– Ты не оградишь меня от того, чтобы я молился за тебя, за Дахут и за Ис, – сказал Корентин. Он повернулся, зашаркал к двери, открыл ее и вышел.

Грациллоний остался позади. Он расхаживал, потом бросился на стул, снова вскочил и снова стал ходить. Он бил кулаком по стене до тех пор, пока на фресках не появились трещины. Неожиданно возник слуга и осмелился объявить:

– Пришла королева Тамбилис, господин.

– Что? Ах, да. – Мгновение Грациллоний стоял в напряжении, как боксер перед атакой. Он ждал ее где‑то час, когда она сходит на осмотр к женскому врачу, по поводу чего‑то, а чего не сказала. – Отправьте ее ко мне, – решил он.

Королева вошла сияющая, увидела его и заботливо прикрыла дверь.

– Что стряслось, дорогой? – прошептала она. Стоя там, где был, в нескольких словах он пересказал ей всю историю.

– Но ведь это же ужасно. – Она подошла к нему. Они крепко обняли друг друга.

– Что нам делать? – в отчаянии спросил он.

Тамбилис отошла.

– Ты можешь поговорить с Дахут?

– Нет. Не думаю. Но она мне говорила, что… все еще обо мне беспокоится.

– Конечно беспокоится. Ну что же, я отведу ее в сторонку и, как сестра сестру предупрежу ее быть поосторожнее. – Тамбилис собрала все свое мужество в кулак. – Это недопустимо, чтобы ты провел расследование? Это без вопросов установит ее невиновность.

– Это и так без вопросов, – выкрикнул он. – Я не стану посылать подглядывать за ней маленьких фискалов с грязными мыслишками. Они подумают, что я сомневаюсь, и будут хихикать, перешептываться тайком, что запятнает Дахут куда больше, нежели несколько предположений чокнутого мямли.

– Можешь счесть мои слова неразумными, – тихо сказала она, – но мне кажется, сегодня эту тему лучше не продолжать.

– Да. – Он прочистил горло. – Что обнаружил врач?

Счастье просветилось сквозь печаль, как новая ветреница весенней порой через последний снег.

– То, на что я и надеялась, – ответила Тамбилис. – Я снова беременна, твоей новой дочерью, Граллон.

– Что? Я и не знал…

– Нет, пока еще я не уверена, как бы не обмануть твоих ожиданий. Пусть это будет нашим знаком надежды, нашим военным стягом, который я подниму для того, кто для меня дороже всех на свете.

III

Погода резко стала холодной и ясной. Когда Дахут вошла в дом вдовца, тьма почти ослепила ее. Взбираясь по лестнице, она вновь начала различать предметы. Соседняя от ее комнаты дверь была открыта. Оттуда вышла растрепанная женщина в грязной рубашке, вырез которой спустился до самых сосков.

– Привет, милый, – сказала соседка с хитрым взглядом.

Дахут едва знала ее имя и положение: Мохта, озисмийка, превратившаяся в дешевую шлюху.

– Я не твой любовник, – холодно ответила она.