Он поцеловал ее в склоненную голову.

– И опять ты просишь невозможного, – сказал он ей. – Как бы я мог тебя бросить – тебя – и больше ни разу не стать ничем, кроме как оболочкой человека? Мы вместе, Дахут, до самой смерти, а может и после нее. Никогда меня не бросай.

– Никогда. – Она подняла губы. Долго горел поцелуй. Наконец, на мгновение став спокойным, Ниалл сказал:

– Смирись со старым воякой, милая. С годами я научился обдумывать наперед. Это молодые, не думая, бросаются вперед, и зачастую гибнут. Я должен передать тебе свою мудрость старика.

– Ты не старый…

– Слушай. Наш путь ясен, к моей радости и твоей судьбе. Когда Граллон вернется, я брошу ему вызов и убью его. – Он осклабился. – Тогда ты и в самом деле станешь королевой, истинной правительницей Иса, с простодушным варваром вроде меня на роль супруга.

– Нет, мы будем царствовать вместе! – Отдельно откололся ее крик. В нем сквозил ужас. – О, но, Ниалл, он моложе, и силы вернутся к нему в полной мере, и‑и… Нет, ты, конечно, лучше, я ни разу в этом не сомневалась, но он солдат римской школы, и не знает пощады…

Его хладнокровие было не поколебать.

– Я сказал тебе, что все продумываю наперед. Конечно, в этом заключается половина римского секрета успеха, насколько я смог научиться за многие битвы. У меня будет время подумать, поучиться, поспрашивать – поспрашивать, в том числе и самих богов, так, как мы это делаем дома – а иначе как они могут чего‑то хотеть помимо твоего благосостояния, дорогая королева? Не бойся, я найду способ одолеть Граллона.

– Ты одолеешь, одолеешь! – крикнула она и вскарабкалась в его объятия. – Ты будешь королем Иса!

На море прокрались сумерки. Они лежали бок о бок в счастливой усталости.

– Ты будешь жить у меня дома, – сказала она ему в ухо.

– Что? – спросил он, испугавшись, неожиданно для самого себя. – Но это же безрассудство, девочка. Ты настроишь против себя весь город.

– Не думаю. – Она покусывала мочку его уха. – О, назовем тебя моим гостем. Но не дело, не дело то, что мы украдкой приходим в эту лачугу. Твоя гостиница тебе претит, тебе, кто принадлежит дворцу. Будем смелы и горды. Если с нами боги, кто может быть против нас?

III

Буря с запада пригнала перед собой атаку дождя. Никогда прежде Грациллонию не приходилось путешествовать по такому сильному дождю – с тех пор, как уехал из Треверорума, в то время года, которое народ северной Галлии считает самым сухим у себя – и эта новая атака, стрелы, летящие прямо в глаза, довели его животных до грани изнеможения. Да и люди были недалеки от этого. Ступни скользили и спотыкались не хуже копыт, по невидимой под дюймами бурлящей коричневой воды мостовой. Он едва различал стену перед ними.

Строй был забыт. Легионеры брели из последних сил, сгорбившись под промокшей, как земля, одеждой. Амуницию, носить которую у них уже не было сил, они взвалили на спину вьючным мулам. Грациллоний в результате поступил так же. Это после того, как он спешился, не столько, чтобы поберечь Фавония, потому как жеребец, казалось, один не знал усталости, сколько для того, чтобы показать солдатам, что он один из них, с ними. Кинан вел коня слева, Админий брел справа.

– Убежище, сэр, – произнес легионер сквозь вой и рев. – Время подошло. В любом случае лучше убежище.

– Будет, – проворчал Кинан, – если мы поднимем людей.

Админий искоса взглянул сквозь щетину на осунувшемся лице.

– Верно.