Или может быть, я впал в старческое слабоумие. Что ж, мне казалось, что пойти к тебе не будет никаким вредом. В худшем случае, ты выставишь меня. В лучшем, ты можешь распутать это дело и сделать все, что требуется. Я, я чем смогу помогу. И… – он положил руку на сердце – Я буду молиться ясное знамение, и за Ис.
Грациллоний слушал его, застыв. Он чувствовал отвращение к пророчествам и богам, к непосредственности, которой мог человек воспользоваться.
– Это бессмысленно, – лязгнул он. – Погода улучшается. Мы не потерпим от нее больше никакого вреда. А что касается врагов, то нет вероятности, что кто‑то может придти морем, а охрана суши отсюда не дальше, чем к югу от Тревсрорума. Я знаю, я только что там ехал.
В ответ прозвучала та же практичность:
– Сюда не идут армии, нет. Но шайка трусливых убийц могли использовать шторм в качестве прикрытия. Кто? Ну, а как насчет мстительных франков? Некоторые люди вполне могли их подстрекать.
– Сомневаюсь. Приказы преторианского префекта были строгими. – Грациллоний провел рукой по волосам. – В любом случае, я сейчас бдителен.
– А твои сопровождающие нет, – напомнил ему Корентин. – Ни одного человека в карауле. Они спят как пьяные собаки. Я сказал, давай пробудим их кулаками, и все вы возьмете в руки оружие. Неплохая идея было бы отвести их в город. Забудь свое жалкое Бдение. Уходи из дома смерти.
Ему вспомнилась другая ночь. Грациллоний изумленно посмотрел. Он выскользнул из кровати.
– Нам лучше идти. – Взгляд его упал на босые ноги христианина. От количества ран они кровоточили. – Что с тобой приключилось?
– Верхние ворота загромождены обломками крушения. Я остановился и сказал охране, что они должны их очистить, потому что нам может неожиданно понадобиться дорога. Но я не мог, конечно же, этого ждать.
Грациллоний кивнул. Это было такое повеление, какие обычно отдавал он сам, если не был заточен в свою конуру. Нужно ли ему было?
Он пошел за своей одеждой. Чего‑то недоставало. Чего? Он потрогал грудь. Он подавил ругательство, посмотрел кругом, неистово порылся в постели.
Ключа не было.
Он был близок к потере сознания.
– Что случилось? – спросил Корентин. – Мне показалось, что ты чуть не упал.
Грациллоний схватил одежду.
– Ты разбуди людей, – бросил оп через плечо. – Следуй за мной… – Нет, – лучше останься. Они не тренированные бойцы. Но они в состоянии будут отстоять Красный Дом, если дело до этого дойдет.
– Чего ты ищешь?
– Вон там фонарь. Зажги его мне.
Голос Корентина дошел до его слуха, словно из‑за широт океана. Он был устрашающ.
– Ключ Иса! Я должен был увидеть, но ты прячешь эту дьявольскую вещь…
– Это вполне может стать дьявольской вещью – сейчас. Я еду за ним.
– Нет! Божье слово – тебя оберегать. Если Ис должен пасть…
– Я велел тебе засветить мне фонарь.
В неясности перед Грациллонием заколыхалась тень. Он обернулся. Корентин поднял посох. Грациллоний зарычал.
– Ударишь меня дубиной?
– Отойди, пока я тебя не убил.
Не утруждая себя нижним бельем, он натянул штаны, тунику, сандалии. Меч его висел на стене, на поясе, на котором были еще нож и кошелек. Он взял его и застегнул пряжку.
– Во имя Христа, старый друг, – произнес дрожащим голосом Корентин. – Умоляю вас, подумайте.
– Я думаю, – ответил Грациллоний.
– Что?
– Не знаю, что. Но с этим слишком страшно сидеть на месте.
Грациллоний открыл лампу и сам засветил свечу от остатка огня. |