Смесь оцепенения и общительности по‑прежнему была ему на руку. Сначала Лейдхенн показал ему окрестности, когда у них находилось время для прогулок. На другой день, когда они возвращались из священного дольмена, что находился в лесах, то увидели полдюжины человек, которых под охраной выводили из форта. День был серый, с моросью. Руфиний остановился.

– Кто это? – поинтересовался он. Лейдхенн нахмурился.

– Заложники из Лагини, – ответил он. Руфиний пригляделся. На мужчинах ничего не было надето, кроме грязных и рваных туник из грубейшей ткани; волосы и бороды немытые, нечесаные; изможденные лица, худые руки и ноги, желтоватая кожа. Стражники вытолкали их наружу и с презрением оперлись на свои копья, в то время как узники уныло приступили к выполнению работ.

– О? – пробормотал Руфиний. Он видел других заложников, находящихся в подчинении у Карпре, все они были сыты, одеты и с ними хорошо обращались.

– Что они такого худого сделали, отчего содержатся как животные в клетке?

– Ничего, – вздохнул Лейдхенн, – если не считать того, что совершил их вождь, а он – сын верховного короля. Он возглавил ужасный налет. Ниалл мстит всей его стране, а вдобавок требует еще и этого наказания. Он знает, что мне это не кажется правильным. Он поистине своевольный и злопамятный человек.

Руфиний почувствовал, как вверх по спине его пробрала дрожь. Он мало знал о вражде между Лагини и их соседями Кондахтом и Мидой, – в первую очередь с Мидой, основатели которой мечом вырезали большую часть их территории.

– Расскажите мне больше, пожалуйста, – попросил он.

Лейдхенн объяснил ему вкратце, потому что они стояли в холоде под дождем. В конце Руфиний спросил:

– А было бы возможно подойти поговорить с этим – Эохайдом, как вы произносите его имя?

– Зачем тебе? – спросил удивленный Лейдхенн. Руфиний пожал плечами.

– О, – беззаботно сказал он, – ведь вы знаете, что мне поручено собирать для моего господина любую информацию, какую только смогу. – Он рассмеялся. – Кто поручится, что однажды этот Эохайд не окажется посредником при заключении истинного мира с Ниаллом?

– В этот день свинья полетит, – фыркнул Лейдхенн. Он поразмыслил. – Что ж, я не вижу никакого вреда в вашем любопытстве. Подойдите.

Заложники остановились и вместе со своими охранниками наблюдали, как приближались два человека. Сердце Руфиния учащенно забилось. Тот, на кого указал Лейдхенн, Эохайд, был прекрасен. Его испачканное лицо искажали пятна, так же как худоба и грязь пленения, но под ними могло быть телосложение Аполлона, прямой нос, лепные губы, глубоко посаженные глаза, голубизна которых сияла еще ярче на фоне молочно белого лица и темных‑претемных волос. Он куда лучше своих товарищей следил за своим телом, и, несомненно, находясь взаперти, истязал себя разного рода гимнастикой; по костям по‑кошачьи двигались мускулы. Руфиний почувствовал, что его угрюмость не от отчаяния, а от вызова.

Лейдхенн обратился к охране. Они не могли отказать поэту. Руфиний подошел к Эохайду.

– Приветствую тебя, сын короля, – осмелился он. Дыхание пленника со свистом вырвалось между зубов.

– Кто ты такой, чтобы окликать меня? – в голосе звучала хрипота.

Руфиний представился, помня о присутствующих.

– Боюсь, что у меня нет за вас выкупа или чего‑либо в этом роде, – добавил он. – Но раз я посол, то, возможно, мог бы передать от вас весть и принести ее обратно, если пожелаете.