– Неделю?! Ты хочешь сказать…

– Ну да, неделю, – пожал плечами доктор. – А ты думал, такой тяжелый бронхит, какой был у тебя, в три минуты лечится? Нет, мужик, тут ты пальцем в небо попал. Не будь рядом меня, ты бы вообще вряд ли выжил.

– Так мне спасибо, что ли, тебе сказать? – проворчал Петр.

– А это как знаешь. Хочешь – скажи, а не хочешь – оставайся свиньей неблагодарной. Я, знаешь ли, не обидчивый… Ладно, хватит языки чесать. Мне на смену пора, я сегодня в ночь. Сейчас я тебя покормлю – и адью. Один остаешься, за хозяина. И нечего на меня волком смотреть, я ведь тебя как‑никак целую неделю выхаживал.

– Я тебя об этом не просил, – мрачно отозвался Петр. Он и сам не мог понять, откуда бралось то спонтанное раздражение, которое вызывал у него доктор. Этот чудаковатый бородач был ему симпатичен, чего уж душой кривить, однако… однако ситуация, в которой он оказался по воле своей непутевой судьбы, была ему явно не по нутру.

– Потом поговорим, – как ни в чем не бывало, сказал доктор. – Некогда мне сейчас, понял? Вот вернусь к утру – тогда и обсудим.

Он скрылся на кухне и вскоре вернулся со стаканом крепкого чая и тарелкой, на которой ароматной горкой возвышалась жареная картошка, увенчанная двумя толстыми, разбухшими сардельками.

– На вот, поешь, – сказал он, ставя тарелку на тумбочку. – А я ушел. Все. Пока.

Он хлопнул входной дверью и закрыл ее на два оборота ключа. Петр остался один. Взглянув на принесенную доктором еду, он внезапно почувствовал такой острый голод, что чуть было не захлебнулся собственной слюной. В считанные минуты он съел все, потом в блаженстве растянулся в постели и крепко заснул.

Проснулся он уже утром. Яркий солнечный луч бил ему прямо в глаза. Он невольно зажмурился. Вновь открыв глаза, он видел улыбающегося доктора. На изможденном лице Петра невольно скользнула ответная улыбка.

– Так‑то лучше, – кивнул доктор. – Больной идет на поправку, а это значит, что не зря меня шесть лет в мединституте знаниями накачивали. Ну как, мужик, настроение? Все еще хандришь, или готов к новым трудовым свершениям?

Петру, действительно, стало лучше. Этой ночью он впервые за прошедшую неделю как следует выспался: это было не полуобморочное состояние человека, находящегося на грани между жизнью и смертью, а нормальный, крепкий, здоровый сон человека выздоравливающего. Пропало и вчерашнее раздражение.

– Извини, – сказал он, – я вчера сболтнул лишнее. Спасибо тебе.

– Лучше поздно, чем никогда, – весело отозвался доктор. – Ладно, забыто. Голоден?

– Как волк, – невольно вырвалось у Петра. Он, действительно, чувствовал себя так, словно готов был сейчас проглотить целого быка.

Доктор рассмеялся.

– Обожаю голодных людей. Голодный – значит здоровый. Ладно, лежи, сейчас чего‑нибудь сварганю.

Они позавтракали.

– Водки не предлагаю, – подытожил трапезу доктор. – Рано тебе еще, на ноги сначала встань. Да и сам я в последнее время все больше в трезвенниках хожу – не до нее, проклятой, будь она трижды неладна. И курить я тебе не дам. С таким бронхитом тебе вообще лучше забыть об этом дерьме, понял?

Странно: ни пить, ни курить у Петра желания не было.

– А теперь давай о деле, – продолжал доктор.

– О каком еще деле?

– Сейчас узнаешь. – Доктор с минуту чесал в затылке. – Понимаешь, мужик, какая странная история с тобой приключилась. С тем, что у тебя полная потеря памяти, я еще как‑то могу смириться – как‑никак, а такие случаи науке известны.