Я был ошеломлен. Но затем шепнул:

— Бейб Рут^[19], тысяча девятьсот двадцать девятый.

Снова пауза, шорох перьев, стук клюва и:

— Полных пробежек шестьдесят. Отбитых в среднем — триста пятьдесят шесть. Мазила.

— Боже мой, — сказал я.

— Боже мой, — эхом отозвался Шелли Капон.

— Это он, попугай, который знал Папу.

— Он самый.

Я снял платок.

Не знаю, что я ожидал увидеть под вышитой тканью. Быть может, миниатюрного охотника в лесных сапогах, куртке и широкополой шляпе. А может, симпатичного крохотного рыболова с бородой и в свитере с воротником, сидящего на деревянной жердочке. Что-нибудь маленькое, что-нибудь литературное, что-нибудь человекоподобное, что-нибудь фантастическое, но только не попугая.

Но там был всего лишь попугай.

И даже не самый красивый из попугаев. Вид у него был такой, будто он годами не спал по ночам; одна из тех неряшливых птиц, которая никогда не чистит перышки и не полирует свой клюв. У него был зеленовато-черный порыжевший окрас, тускло-желтый горбатый нос и круги под глазами, как у скрытого пьяницы. Такие обычно, ковыляя, выпархивают из бара в три утра. Отбросы попугайного общества.

Шелли Капон словно угадал мои мысли.

— Если накрыть клетку платком, — сказал он, впечатление сильнее.

Я положил платок обратно на решетку.

Мысли мелькали в моей голове. Потом потекли совсем медленно. Я наклонился к клетке и прошептал:

— Норман Мейлер^[20].

— Не мог вспомнить алфавит, — произнес голос из-под платка.

— Гертруда Стайн, — сказал я.

— Страдала крипторхизмом^[21], — отозвался голос.

— Боже мой, — выдохнул я.

И отступил назад. Я смотрел на покрытую платком клетку. Затем подмигнул Шелли Капону.

— Ты отдаешь себе отчет, что это такое, Капон?

— Золотая жила, дорогой Раймундо! — довольно просиял он.

— Целый монетный двор ! — поправил его я.

— Бесконечные возможности для шантажа!

— И причины для убийства! — добавил я.

— Ты представь, — фыркнул Шелли в стакан, представь, сколько бы отвалило одно только издательство Мейлера за то, чтобы эта пташка заткнулась!

Я снова обратился к клетке:

— Френсис Скотт Фицджеральд.

Молчание.

— Попробуй «Скотти», — предложил Шелли.

— А-а-а-а, — произнес голос внутри клетки. — Не плохой удар слева, но напористости не хватает. Приятный соперник, хотя…

— Фолкнер^[22], — сказал я.

— Средние результаты по очкам хорошие, всегда играл только в одиночном разряде.

— Стейнбек^[23]! — В конце сезона финишировал последним.

— Эзра Паунд^[24]!

— В тридцать втором перешел в низшую лигу.

— Думаю… мне не помешает… выпить бокальчик этого напитка.

Кто-то вложил мне в руку стакан. Я залпом осушил его и кивнул. Зажмурившись, я почувствовал, как мир завращался вокруг меня, потом открыл глаза и увидел Шелли Капона, классического сукина сына на все времена.