– По ощущениям судя, ровно так оно, сука, и есть, – сказал я.

– Тут вы с бизнесменами расходитесь: они обычно не любят списывать со счетов внебиологические смыслы своих симптомов. Человеческое сознание сверхдетерминировано – оно требует, чтобы значимо было всё, даже если эта значимость примитивна.

– У меня в больнице, – вспомнив, я улыбнулся, – был один друг, который говорил: «Когда у тебя паранойя, все вокруг понятно». Но не совсем так. Просто то, про что знаешь, что оно ни при чем, внезапно похоже на то, что при чем. Вокруг абсолютно ясный паттерн, только в нем все сдвинуто на какой-то жалкий дюйм. – Я опять посмотрел на ее ногу. – Но никогда не знаешь, куда надо сдвинуть… – Я ощутил, как мое лицо сосредоточенно кривится поверх черепа.

Она сказала:

– Ваш сон. Можете объяснить, почему вы так хотели им со мной поделиться?

Я перевел взгляд на свои колени:

– Не знаю. Просто он давно в голове крутится.

– А, он не на днях вам приснился?

– Ой, нет. Он приснился… даже не помню; когда я еще жил в… парке?

– И не повторялся?

– Нет. Я его видел один раз. Но он… я все равно о нем думаю.

Положив руку на ожерелье, она пощупала линзу.

– Я уже спрашивала, но хочу уточнить: во сне вы занимались любовью, испытали оргазм, потом пошли в пещеру. Вы не просто деятельно обжимались?

– Нет. Она кончила первой. Я еще удивился, потому что и сам был почти готов. Кончил секунд через тридцать после нее – у меня обычно не так. Обычно мне еще пару минут надо. Когда спустил, мне в бок задуло листьями. И я открыл глаза, и мы еще немножко поговорили.

Мадам Браун поразмыслила, вжимая стеклянную бусину в подбородок.

– Несколько лет назад я была в команде, которая исследовала – потому как я грязная старуха – сексуальные сны. Выборка у нас, надо признаться, была невелика – двести тридцать девять; все галкой отметили «да» в ответ на вопрос, полагают ли они свою сексуальную жизнь удовлетворительной. У нас были мужчины, женщины, несколько подростков повзрослее; были геи обоих полов. И один чрезвычайно стройный паттерн был таков: когда секс во сне приводил к оргазму, либо заканчивался сон, либо просыпался респондент. Конечно, наше исследование не исчерпывающе, списку факторов необъективности конца-края не видать. Но ваш сон – первый, что мне попался с начала исследования и до сего дня, в котором оргазм достигнут, а сон продолжается. – Она смотрела на меня так, будто ждала, что я сейчас во всем признаюсь.

– Вот что мне на это сказать?

– Что в голову взбредет.

– Вы считаете, мне это не снилось? Вы считаете, я вру или, может, сон был… – Я сгорбился; сижу тут дурак дураком. – Не знаю…

– Вы хотите, чтобы я предположила, что это был не сон? Что это было на самом деле? – Она вдруг чуточку нахмурилась. – Вы этого хотите, да? Ну, я могу понять – раз вам сон казался реальным. – Под ее гримасой пряталась легкая и слегка грустная улыбка. – Но это был сон, Шкет. Потому что… – Она помолчала; интересно, что за луны и солнца вернулись и шныряют у нее в памяти. – Хорошо, допустим, не сон. Вы хотите дальше это обсуждать? Что вам первым делом приходит в голову?

– Я вдруг испугался, – сказал я. – Опять.

– Что вас пугает?

– Вы. – Я постарался выдавить улыбку, но она вырубилась где-то в глубинах лицевых мускулов.

– Что вас во мне пугает?

Я посмотрел на ее пораненную ногу.