Последовавшие исследования, Маслова, несмотря на все его протесты, мигом оттерли от артефакта, открыли ещё пару интересных моментов.

Во-первых, непонятная сила выталкивала наружу только неодушевленные, не живые объекты. Любопытствующий мог безо всяких последствий для себя засунуть между камнями хоть ладонь, хоть кулак и держать его там сколь угодно долго.

А во-вторых, в щели было темно. Совсем темно. Свет зажигалок, а после и принесённого Ольгой Павловной мощного фонаря, просто вяз в щели, никак не желая рассеивать тьму. Вы могли сунуть туда руку и сколь угодно гладить вырезанные в камне символы, но снаружи это выглядело так, словно конечность искателя приключений была погружена в непроницаемо черную воду, ничего не позволяя рассмотреть в своей глубине. При этом вы вполне могли развернуть кубооктаэдр, уцепившись пальцами за символы, вызволяя их наружу.

Шумно обсуждавшая увиденное толпа постепенно рассеялась — рабочий день уже закончился, а чудеса и загадки, сколь бы не был пленителен окружавший их ореол, при всем желании не могли пересилить желание увидеть близких, оставив после себя только двоих — Павла Викторовича и дядю Ваню, усевшихся для доверительной беседы прямо на каменную основу, приятно гревшую их старые задницы.

— Идеи есть? — Привалившись спиной к теплому камню колонны, вопросительно посмотрел на своего старого товарища директор.

— В Москву доложить надо, — пожал плечами старый техник, доставая из кармана пачку «Беломора»: — Будешь?

— Ааа… Черт с ним. Давай.

С минуту оба молча дымили, а потом, Иван Семенович, покинув теплое местечко подошёл к колонне и, с силой затянувшись, выпустил тугую струю в черное нутро щели.

— Выход подтверждаю, — повернувший голову назад Откусов проследил как дым, без последствий миновавший загадочное место, стал растворяться в вечернем воздухе.

— Значит, — вынув изо рта окурок Иван Семенович задумчиво покрутил его в пальцах: — Газы и живую материю пропускает. Хм… — Выщелкнутый его пальцами бычок выскочил назад стоило только ему коснуться темной пелены.

— И что? — Улегшийся вдоль основы директор перевёл взгляд на первые звезды, начавшие проявляться на уже почти ночном небе: — Делать то что будем, а, Вань?

— Знаешь, Паша, — отодвинув его ноги в сторону, уселся подле него техник — зная друг друга очень давно, они, оказываясь наедине, общались на равных: — Эта хреновина, я про черноту эту, лучшая защита от мусора. Крошки, пыль — всё сметает. Ну а если ты такой дурак, что руку туда засунул — так это только твоя проблема.

— Да не об этом я.

— Понимаю. А вариантов нет — надо в столицу звонить.

— И что я им скажу? У меня есть камни в воздухе? Висят и крутятся? Так меня же первого в дурку отправят.

— Про черноту, выталкивающую всё назад забыл, — поёрзал спиной, стараясь по максимуму прижаться к теплой плоскости Иван Семенович.

— Во-во. И про письмена, и про щелчки при поворотах. Вот ты — как инженер, скажи…

— Да какой я инженер, — отмахнулся от его слов тот: — Так, ремесленник.

— Ну ремесленник, или нет — Бауманку ты же закончил?

— Ну было дело. Только…

— Вот и скажи — камни эти, они же, получается, в воздухе висят? Чернота та — и сверху, и снизу? Вот как инженер скажи — что это?

— Не знаю. И вообще — весь этот артефакт есть вещь темная, лженаучная и изучению не подлежащая, — он назидательно поднял палец, пародируя известное, в академических кругах, светило.