— Смени музыку, командир, — не вытерпел Егор. — И прибавь газу. Я заплачу в два раза больше, если перестанешь тащиться как.

Он хотел сказать «на похоронах», но в последний момент передумал. Ведь еще какую-то малость — и он в самом деле ехал бы сегодня на похороны. От этой мысли сделалось не по себе.

Водитель обернулся и с удивлением взглянул на невеселого пассажира.

— Как скажешь. Хозяин — барин.

Он непонимающе пожал плечами, но спорить не стал. Его дело маленькое — сиди да рули.

Свернув с главной дороги, такси быстро набрало скорость и, не стесняемое светофорами, понеслось вперед.

Егор вытряхнул из пачки сигарету и закурил. Сделав несколько глубоких затяжек, он почувствовал, что начинает успокаиваться. Лицо его сделалось словно восковая маска. Никакие эмоции не отражались на нем. Лишь карие глаза как-то странно блестели, глядя в пустоту. Казалось, они видели нечто такое, что было недоступно другим.

С первых же минут пребывания в больнице обстановка, царившая там, запахи вызвали к жизни воспоминания о госпиталях — не самые приятные моменты в биографии Егора. Но он тут же отогнал эти мысли прочь. Сейчас были более важные дела, чем предаваться воспоминаниям.

Кардиологическое отделение находилось на пятом этаже. А палата номер семь, где лежал Евгений, ютилась в самом дальнем крыле здания, рядом с балконом.

Похожая на бройлерную курицу дежурная медсестра поначалу наотрез отказалась его пропустить к брату, загородив собой весь проход.

— Не положено. Не приемное время, — твердила она, испепеляя Егора недовольным взглядом. — Приходите через два часа.

И никакие просьбы и доводы не могли заставить ее смягчиться. Неизвестно, чем бы это кончились, если бы не появился врач. Участливо выслушав просьбу, он понимающе кивнул.

— Под мою ответственность, — распорядился он, проходя мимо медсестры. Затем, обращаясь к Егору, объяснил: — Состояние у вашего брата тяжелое, но стабильное.

На этот раз опасность миновала, но следующий раз так может не повезти. Сердце у него очень слабое. Волнения и переживания просто недопустимы. Вы меня понимаете?

— Да, доктор.

— Чтобы никаких серьезных разговоров!

— Я понял.

— Отлично. Вот мы и пришли.

Врач проводил Шувалова до дверей палаты и, прощаясь, спросил:

— Скажите, ваш брат потерял ноги в Афганистане?

Егор удивленно взглянул на него.

— Да.

Врач кивнул:

— Я так и думал.

— А в чем дело?

— У меня сын погиб там. Его самолет сбили за несколько месяцев до вывода войск, — произнес доктор. — Берегите брата.

В больничной палате стояли три койки. Две из них были пусты. На третьей, укрытый до пояса простыней, лежал Евгений. Лицо его было мертвенно-бледным, глаза ввалились глубоко в глазницы, и только их блеск свидетельствовал о том, что в этом измученном, истерзанном борьбой со смертью теле еще теплилась жизнь. При виде вошедшего взгляд больного оживился. Его губы тронула слабая улыбка. Он невзначай шевельнул рукой, отчего висевшая рядом капельница зашаталась.

— Лежи. лежи. — засуетился Егор. Он присел на стул и положил свою ладонь на руку брата. — Ну, здравствуй.

— Здравствуй, — еле шевеля губами, ответил Евгений. Егор ощутил слабое пожатие его руки. Вялое и беспомощное, совсем не такое, как прежде.

— Как ты?

— Нормально, — произнес Евгений, пристально глядя на брата.