Те, естественно, разбиваются, и разноцветные потеки безобразят желтую плоскость стены. Крики, лозунги и так далее. Американские охранники — из морской пехоты — спрятались от «народного гнева» во дворе посольства и носов не кажут. А наш милиционер спокойно себе покуривает и поглядывает на часы. Случайный прохожий его спрашивает:
«Что здесь происходит?»
«Стихийная демонстрация протеста против политики американского империализма в странах латиноамериканского континента».
«А эти... чернила у них откуда?»
«Выдали, наверное, под расписку. А потом наши будут мыть стены, — нравоучительно добавил милиционер. — Не может быть при социализме безработицы».
«И долго он будет продолжаться, этот стихийный протест?»
«Еще семнадцать минут», — глядя на часы, серьезно уточнил страж порядка.
Чем-то происходящее в российской глубинке напоминало Турецкому анекдот из этой серии...
Но, имея уже укоренившуюся привычку, никаких вопросов не оставлять нерешенными либо хотя бы не проясненными до самой их сути, он выключил телевизор, где начались очередные сериалы, и позвонил Вячеславу Ивановичу домой. Раз милиционеры безобразят, значит, это по Славкиной части.
И потом, какая-то подспудная мысль подсказывала ему, что эти события могут неожиданным образом коснуться и его. Интуиция подсказывала. А Александр Борисович верил своей интуиции.
— Ты телевизор сегодня смотрел? — без предисловий начал Турецкий.
— Это ты про Воздвиженск, что ли? — с ходу понял Грязнов. — И видел, и в курсе. Не совсем, конечно, но кое-какой информацией владею. Грязная история, Саня. И кажется, меня в нее втянут.
— Это каким же боком?
— А вот расскажу...
И Вячеслав Иванович поведал другу о посещении правозащитницы Тимофеевой, письме егеря и оставленных ею материалах.
— Естественно, — заканчивая свой рассказ, сказал Грязнов, — я не собираюсь на слово верить каждому изложенному факту. Тут наверняка присутствуют и внутренние местные предвыборные игры, и борьба интересов, и криминальные разборки. Поэтому без тщательной проверки я и пальцем о палец не ударю. А вот когда эмоции обернутся совершенно конкретными доказательствами, вот тогда мы посмотрим. А вообще вещь, конечно, возмутительная.
— И как же ты собираешься это делать?
— А я Дениску уговорил смотаться туда. Наверное, они с Филей Агеевым полетят. Либо поедут, пока непонятно. Ситуация там непредсказуемая. А еще, я знаю, там множество пострадавших от действий милиции, и, значит, им потребуется толковый защитник. Я думаю, Дениска с Юрой нашим сумеет договориться. А гонорар? Да что ж мы, не найдем выхода? Там, я знаю, и крутые бизнесмены пострадали, они не станут жаться. Не должны... Слушай, Саня, а чего это тебя-то так заинтересовало?
— Еще и сам не знаю. А зачем тебе такой расклад? Денис с Филей? Один — голова, а второй — оперативная поддержка?
— Я так прикинул. Денис хорошо владеет мимикрией, а на Агеева никто там пристального внимания не обратит — габариты у него несерьезные.
— Что-то мне, Славка, твой тон не нравится. Ты грустный сегодня или сердитый?
— Скорей, расстроенный. Я ж тебе всего не рассказываю. Если, кстати, потребуются детали, могу дать телефоны Тимофеевой. Она, похоже, приличная тетка. Да и письмо Платоныча посмотреть не грех.
— Я тебя не узнаю, Вячеслав, — натянуто засмеялся Турецкий. — Ты — и правозащитники! Что общего?
— Да вот так уж получается. |