Над запястьем Десмонда вспыхнул экран, поползли символы и цифры; вглядевшись в них, он сообщил, что глубина захоронения от тридцати до восьмидесяти метров, и на самом дне лежат скелеты трехтысячелетней давности. Потом довольно кивнул и зашагал следом за роботами. Кости трещали под его грузными шагами.
Калеб сбросил разрядник с плеча, взял под мышку и развернул плащ-хамелеон. Теперь казалось, что рядом с авиеткой маячит смутный сероватый призрак – видение, вполне подходящее для кладбища. Впрочем, можно ли было так назвать свалку трупов и костей?.. Ни могил, ни урн, ни склепов, ни памятников… Погост на Опеншо выглядел куда солиднее.
Посматривая на птиц, ящериц и мохнатых тварей, он двинулся за Десмондом. Тот уже выбрал место для бурения, велел роботам встать шагах в сорока друг от друга и, вскрыв ранцы на их спинах, убедился, что контейнеры для образцов присутствуют в должном количестве. Когда Калеб подошел к нему, ксенобиолог вытоптал площадку в костяной трухе и утвердился там, между грудой черепов и трупиком дохлой птицы.
– Приступим, – молвил он, и бурильные агрегаты роботов с хрустом вгрызлись в кости почивших. За сверлами из сверхпрочной керамики тянулись шланги для подачи проб; углубившись на метр, роботы заполнили желтоватым прахом первую пару контейнеров. Еще на метр и еще… Калеб следил за этой процедурой без особого интереса.
Птицы кинха, испуская пронзительные вопли, кружились над ними – не стая, но десятка полтора пернатых с острыми клювами длиною в палец. Приподняв ствол излучателя, Калеб перевел оружие в веерный режим. При нужде он мог спалить падальщиков двумя-тремя импульсами.
– Пробы берутся с разной глубины с шагом метр, – произнес Десмонд. – По времени это соответствует пятидесяти-семидесяти годам – разумеется, примерно. Мы как бы движемся в прошлое боргов, получая возможность исследовать кости тех, кто жил и умер в минувшие столетия. Вплоть до очень давних времен – три и даже четыре тысячи лет назад. Груда останков под нами – бесценный клад генетической информации.
Птица ринулась к Десмонду с явным намерением долбануть в макушку. Калеб сжег ее, затем послал вверх пару разрядов. Посыпались угольки и обгоревшие перья.
– Благодарю. Очень своевременно, хотя мой череп из прочного силура. – Губы Десмонда растянулись в улыбке. – Так вот, считают, что кости и зубы – хороший материал для получения ДНК и ряда других параметров организма. В тривиальных случаях этим и ограничивается генетический анализ, когда речь идет о проверке родственной связи между двумя индивидами. Но мы, физиологи Архивов, можем выяснить по скелетам усопших много больше, чем набор хромосом.
– Например? – спросил Калеб и сжег мохнатую тварь, что подбиралась к ксенобиологу.
– Скажем, состав крови и межклеточной жидкости, особенности гормонального баланса, продукцию тех или иных ферментов… Кстати, Охотник, очень любопытно наблюдать, когда вы стреляете! Луч словно вылетает из пустоты! Но вы уверены, что нужно так безжалостно расправляться с этими зверюшками?
– Уверен, – бросил Калеб. – У хищников, что питаются падалью, крепкие когти и мощные челюсти. Советую приглядеться.
– И правда, – сказал Десмонд после недолгого молчания. – Кажется, они берут нас в кольцо. Есть предложения?
– Да. Стой на месте и не двигайся. Можешь им поулыбаться.
Охотник принялся рассматривать мохнатых тварей. Величиной они были с некрупного пса или земного шакала, с короткими и очень толстыми лапами и нижней челюстью, что откидывалась, будто крышка чемодана. Зубы и клыки впечатляли – вероятно, они могли раздробить кости гораздо более крупного животного. Калеб не обманывался малыми размерами этих существ – в мире дикой природы небольшой вовсе не означало слабый; так, мангры Сервантеса населяли мелкие рептилии, более страшные, чем пустынный барс или горная кошка. |