Как ошпаренный Ленчик выскочил обратно – на солнышко, к семье. Он стучал зубами от страха, будучи не в силах вымолвить ни слова.

– Чего? – прикрываясь ладошкой от бьющего в глаза солнца, недовольно спросила Анна.

– Там!.. – только и сумел сказать Ленчик.

– О господи! – опуская сумки, горестно вздохнула жена. – Опять не так что-нибудь?

Решительно отстранив мужа, она сама полезла в гараж, досадливо оттолкнув руку Ленчика, пытавшегося ее удержать. Буквально через секунду она выскочила обратно и, в ужасе прижав ладони к щекам, прошептала:

– Детей увести надо… Звони в милицию, чего встал!..

– Это Анашкин, – отходя от машины и уступая место эксперту, сказал Иван Рогачеву, – кличка Ворона.

– Первый из «драконов», – посасывая валидол, глухо констатировал Алексей Семенович.

«Москвич» уже выкатили из гаража, вокруг было полно людей – эксперты, судебный медик, оперативники из местного отделения, приехали следователь и районный прокурор.

– Серьезные ребята, – отходя в сторону, чтобы не мешать экспертам, заметил Рогачсв. – Машину надо было раньше разыскать, а не ждать, пока хозяин в гараж придет.

– Номера фальшивые поставили, – вяло начал оправдываться Купцов. Он хотел спать, голова болела от постоянного нервного напряжения, а тут опять неприятности. Только что приехал Саша Бондарев с дурными вестями: Котенев уехал из Москвы в неизвестном направлении. Где его теперь искать?

Сутуля плечи, Рогачсв стоял и смотрел, как эксперты возятся около машины, отыскивая пальцевые отпечатки и стреляную гильзу – ведь Ворону добили выстрелом в упор, всадив пулю прямо в сердце.

– Как думаешь, из какого ствола выпустили пульку в Ворону? – скосил он глаза на Ивана.

– Из парабеллума, – без промедления ответил тот.

Рогачен промолчал – чего говорить, если они с Купцовым и думают, пожалуй, уже одинаково, только опыт у них разный, и трудно сказать, у кого он теперь богаче. Если Алексей Семенович многое видит через призму прожитого и пережитого, то Иван от этого свободен, не боится ошибок, смело выдвигает версии, и не довлеет над ним прежний страх – страх минувших лет. И сейчас он прав. Скорее всего, пуля, оборвавшая жизнь Анашкина, от парабеллума. Кто с ним ходит, с этим оружием давно минувшей войны? Кто вновь почистил и смазал парабеллум, чтобы без колебаний направить на человека?

– Увидим, – помолчав, протянул Алексей Семенович. – Опять мы с тобой после пожара приехали. Порядка маловато у нас, Иван! Искали, искали Анашкина, проверяли его связи, а он испарился, потерялся в городе. И вон как нашелся.

– Текучка заедает, – отвел глаза Купцов. – Людей не хватает, сами знаете.

– Ты это им объясни, – взяв его за плечи, Рогачев повернул Купцова лицом к подворотне, где толпились любопытные. – Пойди и объясни, что заедает текучка, не хватает людей, техники, машин, денег. Между прочим, среди собравшихся там вряд ли есть милиционеры. Они сами живут не ахти как зажиточно, но нас с тобой содержат: поят, кормят, одевают, вооружают. И вправе за это с нас спросить! А что мы ответим?

Иван закаменел лицом. С одной стороны, Рогачев прав. А с другой? Уж так ли хорошо их содержат: обувают, одевают, учат и вооружают? И что они получают взамен отданного здоровья, а порой и жизни? Разбитые семьи, ' кучу болезней к сорока годам, ранения и три медали «за песок», то бишь за выслугу лет. Сейчас не первые годы Советской власти, когда с наганом в руке и на пролетарской сознательности боролись с бандами.