Генри тихо крался впереди, за ним следовал я, а сзади нас прикрывала Наташа, которая держала в руке «Люгер». Мы шли медленно, то и дело натыкаясь на черные стволы деревьев, едва различимые во мраке ночного парка, но Генри уверенно придерживался какого-то одному ему известного направления, и наконец впереди забрезжил свет.

 Между деревьями показалось освещенное окно, а рядом с ним - открытая дверь, из которой на улицу падала ровная полоса желтоватого электрического света, освещавшая находившиеся в нескольких метрах от сторожки ворота.

 Наташа приникла губами к моему уху и зашептала:

 - Это сторожка около главных ворот, про которую я тебе говорила.

 Я кивнул, а Наташа, лизнув меня в ухо, отстранилась.

 Вот сука, подумал я, вот ненасытная дырка! Неужели опасность возбуждает ее еще и в этом смысле?

 Я тряхнул головой и уставился на освещенную дверь.

 На улицу вышли двое гвардейцев Аль Дахара.

 Один из них, глубоко затянувшись сигаретой, задержал дыхание и передал ее другому. Тот тоже набрал полную грудь дыма, и они, напыжившись, замерли.

 Потом, одновременно выпустив дым, оба одобрительно закивали, поджав губы, и тут послышался негромкий стук. Один из них торопливо подошел к воротам и задал вопрос на своем языке. Раздался ответ, и страж, отодвинув массивный засов, с усилием приоткрыл высокую тяжелую створку, покрытую бронзовыми узорами.

 В открывшуюся щель вошли шесть вооруженных до зубов бородатых типов, и выглядели они посерьезнее, чем тот сброд, который считался гвардией великого и прекрасного шаха Аль Дахара.

 Остановившись возле сторожки в луче света, падавшего из двери, они негромко заговорили с хозяевами, и среди мешанины незнакомых звуков я снова услышал имя Надир-шаха, повторенное несколько раз.

 Мы с Наташей переглянулись, а Генри, наклонившись к нам, прошептал:

 - Это уже четырнадцать. Может быть, пока я ходил за тобой, пришел кто-нибудь еще… Не знаю.

 Я согласно покачал головой, и мы продолжили наблюдение.

 Чурбаны каргачили на своем языке, но из их мимики стало ясно, что пришли уже все, кого ждали, а когда один из стражей решительно запер ворота, еще и навесив на них замок величиной со школьный портфель, то сомнений в этом уже не могло быть.

 Пришедшие тихо направились в сторону дворца, а мы, дождавшись, когда охранники убрались в свою конуру и закрыли за собой дверь, пошли обратно в караван-сарай.

 Вернувшись в номер, мы с Генри посмотрели друг на друга, а Наташа спросила:

 - Ну и что скажете, господа заговорщики?

 - А ничего не скажем, - ответил я и добавил по-русски. - Утро вечера мудренее.

 Генри непонимающе посмотрел на меня, и я, улыбнувшись сказал:

 - Русская пословица. Утром голова работает лучше, чем вечером.

 - Это смотря сколько принял вечером, - поразмыслив, ответил Генри и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

 Наташа разделась и через три минуты тихонько засопела, а я, погасив свет, вот уже полчаса пялился в потолок, следя за светящимся жучком, и никак не мог уснуть.

 Непонятное присутствие в этом деле Надиршаха не давало мне покоя.

 * * *

 Утро началось с того, что в нашу комнату снова постучал Генри и, встав в позу мажордома, одетого в маршальскую ливрею, хорошо поставленным голосом объявил:

 - Его светлость великий и ужасный шах Аль Дахар оказывает вам честь и приглашает на завтрак, который состоится в тронном зале ровно через час.

 Он помолчал и добавил:

 - Я так и знал, что эта арабская свинья - расист.