— Но как же Екатерина Александрийская? Не она ли побуждала нас к просвещению ума учением? — робко возразила девушка.

— Какому ещё просвещению? — нахмурился Джеральд. Ему это слово было незнакомо. — Откуда только ты такие мудреные слова берешь? Иной раз такое скажешь, что сам Дьявол не разберет. Ты у меня про святую Екатерину забудь и про мудреные словечки тоже! Нечего из себя умную корчить: так тебя никто замуж не возьмет. Будешь сидеть у меня на шее с этими книжками. Сжечь бы их надо, они мать твою в могилу свели, да уж больно дороги, чтобы ими очаг топить! Пусть валяются, только ты не слишком с молитвенником усердствуй — а то люди подумают, что я дочь в аббатисы готовлю, — рассмеялся барон и тут же перевёл разговор на давно мучавшую его тему: — Пора, пора мне подумать о твоем замужестве. Ума не приложу, с кем тебя сговорить. Жених тебе нужен хороший, а не всякий сброд. Да ты ведь у меня привередливая и упрямая, как тысяча чертей… Ну зачем ты облила вином барона Уоллера? Знаешь, каких трудов мне стоило его успокоить? Не сделай я этого, он разнес бы о тебе дурную славу по всей округе.

— Затем, что он мне противен. У него гадкая бородка, — честно ответила баронесса. Этот барон Уоллер был одним из богатых знакомых Уоршела — немолодой, невысокого роста, угрюмый, раздражительный и толстый. Брак с ним не казался ей великим счастьем.

— Да хоть горбатый, не твоё дело! — Барон укоризненно посмотрел на неё. — Пока ты кобенилась, за него выскочила Джейн Морейн, и её семья прибрала себе его денежки. И всё потому, что у тебя ума не хватило повести себя, как положено.

— Я бы всё равно за него не вышла.

— Сиди и помалкивай, соплячка! — рявкнул Уоршел. — А Давид Гвуиллит? Ты, кажется, дружна с его сестрой, так используй эту дружбу во благо. Понравься его матери, будь предупредительна и учтива с его отцом. Ты у меня девчонка красивая, умная, могла бы, если хотела, добиться этой свадьбы. Тебе же лучше будет, не придется идти в чужую семью.

— Сэр Давид холоден ко мне, я тоже к нему равнодушна…

— Меня это не интересует, — отрезал барон. — Я не могу позволить до конца своих дней содержать незамужнюю дочь.

— О чём это Вы, отец? — Она испуганно посмотрела на него.

— О том, что тебе пора выйти замуж. Но как же тебя с твоим норовом-то сосватать? — вздохнул Джеральд. Он помолчал и добавил: — А ключ ты мне отдай. Тебе книги не к чему. Они престали тем, кто посвятил жизнь служению Господу. Место женщины же у очага. Она, как верная собака, должна терпеливо ждать своего мужа и беспрекословно выполнять то, что он прикажет. Она рождена для того, чтобы, удачно выйдя замуж, отблагодарить за заботу родителей, умело вести хозяйство, быть верной и послушной мужу и родить побольше здоровых детей, чтобы было кому защищать веру Христову.

Джеральд ушёл. Жанна с облегчением вздохнула и в задумчивости провела пальцем по сундуку. Отец не в первый раз заговаривал с ней о браке, но с каждым разом делал это всё настойчивее. Ей не нравились эти разговоры. Нет, она не противилась браку, как таковому, но только не с этими толстозобыми вонючими рыцарями, с которыми почему-то хотел породниться её отец. Девушка мечтала совсем о другом муже, таком, который был хорош собой, безукоризненно воспитан и, главное, готов совершить для неё безрассудный поступок.

В прочем, слова «брак» и «муж» баронесса понимала своеобразно, по-своему. Ей казалось, что после замужества, этакого семейного праздника с походом в церковь, она по-прежнему будет жить в Уорше, а муж (официально признанный отцом возлюбленный) станет каждый день приезжать к ней и гулять с ней по саду.