Но разве нет у них определенно чего-то общего? Религия. Душа бездушного мира; до чего же Маркс был сентиментален. А тут, в Кфар-Готлибе, они сверхрелигиозны. Еще национализм. Автоматы. Шпинат. Лукасу хотелось, чтобы все это что-то значило. И мысль, что это не значит ничего, откровенно бесила.
— Так что ты делаешь, Лукас, на нашей земле? — спросил черноволосый.
— Я журналист, — ответил Лукас. — Вы видели мои документы.
— Еще бы, и ты такой же, как все они, — сказал рыжий. — И для того здесь, чтобы клеветать на религиозную общину. Может, не в наших силах заставить тебя не клеветать. Но когда ты становишься причиной смерти еврея, на тебе его кровь. А в таком случае мы можем принять меры.
— Мы сделали все, что могли, чтобы спасти ему жизнь, — сказал Лукас. — Он ушел от нас. Толпа схватила его, и мы ничем не могли ему помочь.
— Линда Эриксен другое говорит. Что вы проехали блокпост и ничего им не сказали. Что ударили ее, не давали сообщить армии.
— Все было не совсем так, — возразил Лукас.
Привели Линду, с опухшими глазами и немного отошедшую от истерики.
— Они ударили меня, когда я попыталась сообщить солдатам, — со злобой сказала она. — Они виноваты в его смерти.
— Линда, — начал Лукас, — ты ведь прекрасно все понимаешь.
Но он видел, что ее не переубедить. Он сам был не уверен в том, что же произошло. И едва ли чье-нибудь чувство справедливости будет здесь удовлетворено, как ни крути.
— Послушайте, — сказал Лукас дознавателям, когда Линда вышла, — я не знаю ни кто такой Ленни, ни что он там затевал, но я сделал для него все, что мог, и мои спутницы тоже. Он пришел в лагерь сам по себе.
— Как это ты не знаешь, что он затевал? — спросил черноволосый. — Чем вы там с ним занимались?
— Я так понял, что он выступал посредником, устраивал переговоры мисс Эриксен и Сонии Барнс с какими-то палестинцами в лагере «Аргентина». Мисс Эриксен работает волонтеркой в Коалиции по правам человека. Сония Барнс привезла ее сюда на ооновской машине.
— И?.. — спросил рыжий.
— Когда запахло жареным — когда начались беспорядки, — я поехал на такси искать Сонию. Ну а дальше все пошло наперекосяк.
— Почему ты?
— Потому что я друг Сонии. Я пишу о ней.
— Пишешь что?
— Статью о религиозных группах в Иерусалиме. У Сонии есть друзья, принадлежащие к одной такой.
— К секте, — сказал рыжий.
Лукас пожал плечами:
— Секта — понятие относительное.
А про себя подумал: «Тебе ли этого не знать?»
— Так ты об этом пишешь? — спросил черноволосый. — О сектах в нашей стране? Может, вроде «этической культуры»?
— Я писал о религиозной одержимости, — ответил он.
— И кого ты считаешь одержимыми здесь? — поинтересовался коренастый и черноволосый. — Не нас, надеюсь?
— Присутствующие в виду не имеются, — сказал Лукас. Он снова почувствовал дурноту. — Можно попросить глоток воды?
Ему принесли чашку сильно хлорированной воды. На стене у них за спиной, заметил он, висело знамя с изображением короны над пальмой и буквами «бет», «далет», «гимель».
— А почему тебя так интересует Линда? — спросил рыжий. — Стоило ей приехать сюда, как тут же появляешься ты.
— Я несколько месяцев расспрашивал Линду и ее бывшего мужа. |