Глава 10

Доктор Фицджералд оцепенел.

Он приподнялся, впившись пальцами в подлокотники. В таком подвешенном состоянии доктор и наблюдал драму, разыгравшуюся на противоположном краю бассейна. Казалось, время для него остановилось, когда он поднимался на ноги.

Человек с ножом, очевидно, обогнул чуть ли не все корпуса отеля, чтобы напасть сверху, и сумел незаметно подобраться совсем близко. Ему пришлось преодолеть бегом не больше десяти ярдов открытого пространства. Похоже, никого, кроме Хуана, для него не существовало. Он мчался к юноше, не обращая внимания ни на крики доктора, ни на вопли Люка Харрисона, который еще не выбрался из бассейна.

Люк тоже будто к месту прирос, он стоял по грудь в воде в мелком конце бассейна, рука его застыла в воздухе, и он напоминал утопающего, звавшего на помощь. Замерев, Люк и Эдгар наблюдали за поединком между Хуаном и уродом с ножом.

Поединок. Хуана успели предупредить, и он смог уклониться от нападающего, отскочил в сторону, перепрыгнул через шезлонг и швырнул этот шезлонг под ноги уроду.

В этот миг схватка казалась едва ли не фарсом. Нападавший на миг потерял равновесие и неизбежно должен был либо рухнуть на шезлонг, либо полететь в бассейн. Но он неистово замахал руками, нож засверкал в солнечном свете, будто в бессильной злобе, а потом это мгновение миновало, нападавший восстановил равновесие, повернулся, снова увидел Хуана и изготовился, чтобы довести начатое дело до конца.

Хуан попятился, но почему-то не повернулся и не побежал. Он просто стоял футах в десяти от противника, следя за ним и выжидая, будто кошка. Доктор Фицджералд услышал, как он сказал:

— В чем дело? Я вас не знаю.

Пригнувшись и отведя в сторону руку с ножом, урод двинулся вперед. Наступая, он дергался, будто хотел загипнотизировать Хуана, а тот внимательно следил за ним, словно ребенок, старающийся понять, каким же образом фокусник достает из шляпы кролика.

Расстояние между ними сокращалось: восемь футов, шесть… Нападавший снова рванулся вперед. И опять Хуан отпрянул, на этот раз он и сам едва не упал, споткнувшись о шезлонг, но потом обрел равновесие и схватил белое полотенце. Пританцовывая, он отступал назад, стараясь держаться подальше от ножа.

Хуан заговорил снова, на этот раз по-испански. Нападавший остановился возле шезлонга, о который только что споткнулся юноша, положил свободную руку на спинку, будто беря короткий тайм-аут, и ответил Хуану на грубом диалекте, выплевывая слова. Лицо юноши исказилось то ли от омерзения, то ли от жалости, и на этом тайм-аут кончился.

Урод обошел шезлонг слева, а Хуан двинулся в противоположную сторону. Немного покружив вокруг шезлонга нападавший со злобным криком отпихнул его ногой. Хуан проворно прошмыгнул мимо урода. Теперь они двигались в противоположную сторону, к тому месту, где началась схватка.

Для стороннего наблюдателя в этом зрелище заключалась некая извращенная прелесть: противники являли собой полную противоположность друг другу. Юноша был свеж, красив, статен, а его противник — покрытый шрамами урод. Оба двигались с изысканной грацией, но Хуан был легок, как олень, в то время как в движениях мужчины чувствовалось тяжеловесное изящество пантеры.

Неизвестно, что сказал Хуану человек с ножом, но юноша слегка замялся, словно утратив уверенность в себе. Казалось, он вдруг признал, что его противник имеет право сделать то, что он норовил сделать, и не мог найти исчерпывающих возражений против этого убийства.