Не признаваясь друг другу в этом, они обе считали, что лучше не тревожить слишком горьких воспоминаний присутствием на крестинах ребенка.

«Я через несколько дней напишу ей, — думала Матильда. — Хорошо бы, если бы, кроме появления на свет Тибо, нам представилась возможность сообщить ей о каком-нибудь другом важном для нее событии, которое не вызывало бы у нее горестных мыслей о другом ребенке!»

События послужили исполнению этого желания.

Не прошло и недели со дня шестого апреля, как метр Брюнель получил письмо, в котором его спрашивали, расположен ли он принять друга, возвращающегося издалека. Так заявлял о себе Бернар Фортье. Он был приглашен назавтра поужинать к ювелиру.

Жанна восприняла эту новость с кажущимся спокойствием. Догадываясь о волнении родителей, она решила не показывать им вида, что ждет от этого чего-то и для себя. С того дня как она получила письмо от Бернара, в котором он сообщал с торжественными недоговоренностями о своем возвращении, мысли ее беспрерывно вертелись вокруг этого известия, оставлявшего полный простор для всевозможных подозрений, от самых приятных до самых разочаровывающих.

Когда обеих сестер позвали присоединиться к приглашенным на ужин, они были уже готовы.

Поверх платья из тонкого белого шелка Жанна надела камзол из турецкой парчи, привезенный из Египта Джунией. Хорошо прилегающая ткань подчеркивала формы молодого тела. Венок из белых фиалок удерживал на ее лбу без единой морщинки заботливо уложенные волосы. Ее туалет завершали серебряные браслеты и цепочка великолепной работы, на которой висел крест. Он был изысканным, но не кричащим. Порадовав Матильду вкусом, Мари не уступала сестре в своем лиловом шелковом платье.

— Нам было жаль, что вы не смогли присутствовать на обеде в честь счастливого разрешения от бремени нашей невестки, — проговорила Жанна, приветствуя гостя отца. — Будем надеяться, что сегодняшний ужин компенсирует эту потерю.

Ответом ей был взгляд, обволакивавший ее с головы до ног. Бернар изменился, но не столько внешне, сколько в манере себя держать. Чувствовалась его большая уверенность в себе. Если он и раньше не казался робким, то теперь об этом говорило все его поведение.

Этот блестящий путешественник без устали рассказывал анекдоты, ходившие среди жителей Турина. Веселый и умный, он избегал вульгарностей и самолюбования и привлекал всех своим обаянием. Отвечая на его учтивые расспросы, все пустились в рассказы о том, чем они занимались в отсутствие своего гостя. Жанна говорила о своих занятиях, Мари объясняла, как нужно иллюстрировать рукописи, Лодина, к удовольствию свекра и свекрови, поведала о своих планах в отношении образования детей. Метр Брюнель и Бертран с интересом выслушали соображения Бернара об итальянской торговле, а Матильда была в восхищении от подарка, врученного ей молодым человеком под конец ужина: гобелена с изображением сцены рождения Христа.

«Он вовлекает нас всех в свою игру. Посмотрим, что будет дальше», — подумал Этьен.

Никто не удивился, когда Бернар перед самым уходом спросил ювелира, не может ли тот принять его завтра для важного разговора. Было достаточно очевидно, что все поведение суконщика за ужином говорило о весьма определенных намерениях. Они расстались, договорившись о встрече в первой половине дня.

— Ну что ж, дочка, — сказал Этьен Жанне после ухода гостя, — мне кажется, что этот юноша готов сделать вполне определенное предложение!

Бернар Фортье был точен. Явившись на улицу Бурдоннэ, он нашел там метра Брюнеля, отложившего ради него свои обычные дела.

После нескольких банальных фраз, диктовавшихся вежливостью, молодой человек обратился к главному.

— Я отправился в Италию испытать свою склонность, которая, хотя и была сильна, не слишком отличалась, как мне казалось, от тех симпатий, которые мне пришлось испытать, когда для меня настал возраст любви.