Каждый из них уплыл за мгновение до появления ночных лупильщиков. Редкостнейшее невезение.
Скорч вцепился ногтями в лицо: — Боги, мы опять там, откуда начинали!
— Невозможно, Крюпп! Кто-то их предупредил!
Косматые брови Крюппа взлетели и зашевелились вразнобой. — Но точность ваших сведений никем не оспорена. Радуйтесь. Посему, вы преуспели в отработке сказанных шестерых, и составителям списка далеко до вашей скорости. Сколько же осталось? Двенадцать, верно? Конечно, не считая одурманенного Торвальда Нома.
— Он не обдурманен или как там, — сказал Скорч. — На самом деле вчера он выглядел вполне здоровым.
— Возможно, радостное воссоединение высосало из него все соки. Крюпп посчитал его одурманенным, поскольку бездумное и жалкое явление в этом заведении… ага, наконец он увидел нас!
Скорч и Лефф повернулись на стульях и увидели спешащего к ним Торвальда Нома. Широкая улыбка вызвала у них облегчение, но одновременно и беспокойство.
— Извиняюсь за опоздание, — сказал Торвальд, садясь на свободный стул. — Мне пришлось побриться, а потом старушка — парикмахерша бесплатно подрезала мне ногти — сказала, что без зарослей я оказался на удивление милым, и если это не хорошее начало дня, то что назвать хорошим? А ты — Крюпп. Должен быть им — кто еще в городе пытается есть носом, когда рот занят? Я Торвальд Ном.
— Садись, новообретенный друг. Крюпп слишком великодушен сегодня утром, чтобы заметить сомнительные похвалы его привычкам и привычкам его носовых ходов. Далее Крюпп наблюдает, что ты, некогда отчаявшийся бедняк, внезапно приобрел завидное богатство, став столь изысканно одетым и причесанным. Вскоре Скорч и Лефф с великим облегчением нанесут долгожданный визит Гаребу — ростовщику. И в тот день, смеет надеяться вышеназванный, Гареб редкостно размягчится при виде возвращенного долга.
Торвальд взирал на Крюппа с очевидным восхищением.
Левая рука Крюппа метнулась, пленила пышную булку (которая, вроде бы, попыталась сбежать?) и целиком затолкала в рот. Жуя, он лучился улыбкой.
— Деньги нашел? — спросил Лефф.
— Что? О. Вот, — он вытащил кошелек, — вся сумма. Крюпп свидетель, так что, Лефф, даже не пробуй. И ты тоже, Скорч. Идите прямиком к Гаребу. Заставьте дерьмеца подтвердить, что мы в расчете. Потом прямиком сюда, я куплю вам обед.
Скорч смотрел то на Торвальда, то на Крюппа, в конце концов спросив последнего: — Что ты там рассказывал про Гареба?
Крюпп проглотил, облизнулся и ответил: — Только то, что какой-то подлый грабитель вломился ночью в его особняк и утащил все состояние. Бедняга! Говорят также, что вор украл и намного большее — то есть честь его жены, или по меньшей мере ее непорочность, насколько неженатые люди могут судить о подобных вещах.
— Погоди, — сказал Лефф. — Вор переспал с женой Гареба? А где был он сам?
— Как понял Крюпп, на совещании ростовщиков, обговаривая важные вопросы и, без сомнения, пожирая гроздья винограда и всего прочего.
— Что же, тогда, — заметил Торвальд Ном, — он будет рад получить с меня долг.
— Воистину так! — снова просиял Крюпп.
Лефф взял мешочек с деньгами и поглядел внутрь. — Все тут?
— Все тут, — ответил Торвальд.
Лефф встал: — Давай покончим с этим, Скорч.
Когда парочка ушла, Торвальд Ном откинулся на спинку стула и улыбнулся Крюппу.
Тот ответил улыбкой.
Когда они покончили с улыбками, Крюпп взял еще одну булку и подержал перед губами, чтобы внимательнее разглядеть всю ее восхитительность, а может, чтобы немного помучить перед отправлением в зубастую, как у медведя, пасть. |