— Он прячется? От кого?

Пухлые пальцы запорхали, словно черви у подножия рифа. — Так спеши скорее, пока он не отправился в сомнительное странствие. Крюпп сохранит тебе кресло, ожидая возвращения — он уже предвкушает роскошный ужин, за который заплатит Торвальд, причем весьма охотно!

Торвальд вдруг вспотел, заерзал на стуле: — Воссоединение может…э… подождать. Ну к чему тревожить его прямо сейчас? Нет, честно, Крюпп. Что до тайны, ну, я буду ее хранить, если ты, э… сделаешь то же. Ничего то есть не скажешь Раллику. Позволь мне… удивить его!

— Раллик вряд ли любит сюрпризы, Торвальд Ном, и ты должен это знать. Как раз ночью он…

— Просто не рассказывай, ладно?

— О, разве заговоры не прелестны? Крюпп никогда не скажет никому ничего ни о чем. Самое торжественно обещанное из всех торжественных обещаний! Теперь, старый друг, будь так добр, пристань к Мизе — вон она — перед плотным обедом следует промочить горло вином, не так ли? Уста Крюппа истекают слюной, а нос посвистывает — это ведь предвкушение, да?

— Если это то, чего я хочу, то я этого не хочу.

— О, в этом есть смысл, Дергун. И если тебе случилось быть кургузым кривоногим красномордым крабом — отставником, то не лучше ли стать кургузым кривоногим красномордым …

— Ты идиот, Синий Жемчуг! Вот это не меняется, чего б ты не хотел. Я ведь по-простому говорю? Даже ты можешь смысел ухватить. Солдат идет в отставку, так? Ищет жизни мирной и простой, но разве?

— Или то, или это.

— Что?

— Или простая, или мирная!

— А я разве о другом талдычу?

— Ты как раз об том. Тебе ж не можется, готов пойти в малазанское посольство, сдаться на милость, и если тебя не повесят, то позволят записаться снова.

— Суть в том, что мне нравилась бы отставка, будь я в отставке по-настоящему!

— Пойду-ка в погреб, проверю запасы.

Дергунчик поглядел, как маг уходит, и потряс головой: — Этому человеку помощь требуется.

— Так иди помоги, — бросила Дымка от соседнего столика.

Дергунчик подскочил на стуле, сверкнул на нее глазами: — Прекрати! По любому, я не такую помощь имел. О боги, голова трещит.

— Иногда, — сказала Дымка, — я стараюсь затаиться, чтобы парад военного оркестра прошел мимо головы.

— Хм, — поводил бровями Дергунчик. — Не знал, что ты играешь на струменте, Дым. А на каком?

— На волынках, барабанах, флейте, трещотке, горне и арфе.

— Неужто на всех?

— Ясное дело. Знаешь, если я пойду наверх и обнаружу, как Сциллара выползает из комнаты Хватки, мне плохо будет.

— Так сиди здесь.

— Ну, это всего лишь воображаемая сцена.

— Уверена?

Она выдержала всего четыре или пять ударов сердца, а потом с проклятием встала.

Дергунчик поглядел, как она уходит, и улыбнулся. — Гораздо лучше, — сказал он непонятно кому, — вовсе воображения не иметь.