— Неужели?

— Это будет Ханут Орр. Он предназначал вас ему. Он отдал вас — вот еще одна причина гнева Орра. Он сбежал, ибо понял — я ему не позволю.

— Значит, сегодня ночью вы оберегали мою честь. Вместо Горласа.

— И не справился. Ханут порочит вашу репутацию в этот самый момент. Когда я сказал «используйте меня, Чаллиса», я был честен. Даже сейчас вы можете повелеть мне пойти и отыскать Ханута — да, я могу догадаться, где он сейчас — и вызвать на дуэль. Я убью его ради вас.

— Моя репутация…

— Она уже погублена, Госпожа Видикас. Мне очень жаль. Скажите, чего ожидаете от меня. Прошу.

Она молчала. Ей нелегко было мыслить ясно. Последствия обрушились лавиной, похоронив ее, выбив воздух из легких. Да, похоронило то, что даже не случилось.

Пока.

— Я попробую свободу, вами предложенную, Шарден Лим.

Он встал, опустив руку на эфес рапиры. — Миледи.

«Ох, как благородно». Она фыркнула и тоже встала. — Ты выбрал неверное оружие.

Его глаза расширились. Удивление истинное или наигранное? Не таится ли искра торжества в его синих, таких синих глазах? Она не смогла понять. И это пугало ее. — Шарден…

— Миледи?

— Ни на что не надейся. Ты понял?

— Понял.

— Я не освобожу сердце только для того, что сковать снова.

— Разумеется, нет. Это было бы безумием.

Она всмотрелась в него снова, но не вынесла никакого нового понимания. — Рада, что не напилась, — произнесла она. Он поклонился.

Одним движением превращая ночь супружеской измены в нечто… благородное.

Ночь простерлась над Даруджистаном тонким ослепляющим туманом, и люди медленно бредут по улицам или таятся в переулках. Некоторых, словно мошек, влекут освещенные участки, призывает немолчный свист газа на железных столбах. Другие стараются оставаться в темноте, пока какой-нибудь чертов черепок или гравий не заскрипит вдруг под ногами, выдавая их. И везде можно заметить блеск красных глаз или услышать шелест хвостов.

Свет сочится сквозь ставни и мутные окна; но не обращайте внимания на свет и мирный сон и беседы и все, что может открыть вам ночная иллюминация! Впечатления эти, скучные и тусклые, обязательно вскоре исчезнут из памяти.

Женщина, в рассудке которой черным, но ярким пламенем горит свобода, выгибает спину, когда второй в ее жизни мужчина входит в нее; Горлас, в конце концов, использовал для ЭТОГО пальцы, а пальцы не сравнятся с… о боги!

Но оставим их — верно, воображение поможет нам воспроизвести все эти неловкие дерганья и странные звуки и движения рук, касающиеся здесь и там, а потом и тут… хватит! Идемте во тьму истинную, к человеку без пальцев, что охотится за новой жертвой.

К новому имению и капитану Торвальду Ному, начальнику Стражи Имения — еще миг, и он передаст на ночь всю его безопасность в очень умелые руки Скорча и Леффа (да, он уже хорошо потрудился сегодня, все такое). Ном медлит, вглядываясь в черную пароконную повозку, въехавшую во двор, и в щелочках глаз его блестит подозрение, любопытство и зудящее предощущение… чего-то такого, когда фигура в плаще и под капюшоном показывается на свет — и подобно дурной мысли быстро скользит по ступеням в дом. Кто же… не задумывайся, Торвальд Ном! Иди к себе, домой, к любящей и вполне очарованной жене. Ни о чем не думай, кроме как о ней, на всем пути своем!

Стражник, которого по временам одолевает боль в груди, опрашивает завсегдатаев одного из баров, ищет свидетелей, которые могли бы опознать человека, что преследует людей в темных аллеях, забивает до смерти.