Он гадал, не происходит ли новое чувство от измены, которую они совершают раз за разом? Замужняя женщина, добыча пошляка. Стал ли он таким пошляком? Резак считал, что стал, хотя и не желает сделать карьеру записного соблазнителя, похитителя чужих жен. И все же есть тут чувство, особенное чувство темного наслаждения, дикарского восторга. Глядите, как соблазнительны бывают подобные жизненные пути.
При всем при этом он не желает порхать от одного адюльтера к другому. Что-то в душе жаждет прекращения — или, скорее, продолжения: долгой любви, совместной жизни, взаимного утешения и комфорта. Он не готов выбросить Чаллису через недельку и найти новую любовницу. Он — внушал себе Резак — не Муриллио, с наработанной легкостью порхающий из спальни в спальню. Поглядите, куда это его привело: чуть не убит пьяным соперником.
О да, в этом кроется урок. Похоже, даже Муриллио наконец его выучил, если верны слухи о его «отставке». «Как насчет меня? Я выучил урок? Вряд ли. Я снова иду к ней, снова падаю в измену. Иду к ней так жадно, так отчаянно, как будто мы стали точными отражениями друг дружки. Я и Чаллиса. Рука об руку — в бездну.
Ведь вдвоем падать веселее, не правда ли?»
Ничто не помешает Горласу Видикасу свершить отмщение. Он будет в полном праве, выследив их, убив… и какая-то часть Резака не желает осуждать его за это.
Он думал так, проходя переулком к складу; но мысли вовсе не мешали ощущать предвкушение. Обнять друг друга, желание лихорадкой пылает на устах, в сердцах, в чреслах. Вот доказательство утверждений неких ученых, будто человек — это животное, умное, но все же животное. В людях не хватает места для мыслей, для разума. С первым объятием сама идея «последствий» истончается и улетает призраком. До следующего раза. Важен лишь миг.
Он не пытался изменить внешность, скрыть цель пути; он отлично знал, что жители ближайших домов следят за ним, и в глазах блестят зависть, негодование и насмешка (в равных дозах). Так же они несколько мгновений назад следили за Чаллисой, хотя при ее виде похоть, скорее всего, поборола все прочие эмоции. Нет, они ведут себя нагло, и это добавляет эротизма.
Разгорячившись, он не сразу отыскал ключ от двери конторы. Войдя, сразу ощутил запах ее духов в пыльном воздухе. Дальше, через контору и извилистые коридоры складов, на ступени деревянной лесенки, ведущей на чердак…
Она, должно быть, услышала шаги, потому что уже стояла в проеме двери.
Что-то в ее глазах остановило его.
— Ты должен меня спасти.
— Что случилось?
— Обещай, что спасешь, любимый. Прошу!
Он с трудом сделал шаг. — Конечно. Обещаю…
— Он знает.
Жар желания испарился. Он ощутил холод в кишках.
Чаллиса подошла поближе; на ее лице было какое-то сложное выражение… когда он расшифровал его, холод превратился в лед. «Она… возбуждена».
— Он убьет тебя. И меня. Он нас обоих убьет, Крокус!
— И это его право…
В глазах вдруг вспыхнул ужас. Она не сразу смогла отвести взгляд. — Может, у тебя нет проблем с умиранием, — прошипела она, возвращаясь к постели, и снова повернулась к нему лицом. — Но у меня есть!
— И чего ты хочешь от меня?
— Ты сам знаешь, что делать.
— Что мы ДОЛЖНЫ сделать, — ответил он, — так это скрыться. Бери что сумеешь — и в бега. Найдем другой город…
— Нет, я не хочу оставлять всё! Мне нравится моя жизнь, Крокус!
— День или два назад, Чаллиса, ты лежала у меня в объятиях и мечтала о бегстве…
— Обычные мечты … не реальность. То есть мечта была не реальной, не жизненной… просто глупостью. Ты не можешь упрекать меня каждым словом, вырвавшимся после… соединения. |