Воин — великан резко повернулся. — Если хочешь защитить тело, — пророкотал он, — готовь копье.

Две женщины замерли посреди улицы: их продвижение преградили Гончие, вставшие полукругом шагах в двадцати.

Завидев женщин, Резак нахмурился. — Злоба, — пробормотал он. — Ты догадалась? Или чесотка замучила?

— Семар Дев, — крикнул великан. — Ведьма! Подними Скитальца! Он нам понадобится!

— Чтоб тебя! — взвизгнула стоящая рядом с Резаком женщина. — Что это?!

Ответа не потребовалось. Она увидела сама, как увидел Резак.

Новые Псы, бледные как призраки, свора вдвое большая, чем свора Гончих Теней. Они выскочили со стороны Приозерного района и были готовы напасть.

— Это меч, — произнесла женщина по имени Семар Дев. — Они пришли за мечом.

Резак почувствовал, что ноги у него превращаются в лед. Зато копье в руках запылало жаром.

— Дайте место, — крякнул великан, шагнув вперед.

«Против десяти Гончих? С ума сошел?»

Резак встал слева от воина. Ведьма бросилась к Скитальцу.

Копье трепетало. Оно стало таким горячим, что трудно было держать. Но что еще у него есть? Какие-то чертовы кинжалы — против подобных тварей? «Боги, да что я вообще тут делаю?!»

Но он будет стоять. Он готов умереть здесь, рядом с обреченным великаном. Ради чего? «Ничего нет… ничего нет в моей жизни. Кто я такой, чтобы ввязываться?» Он бросил взгляд на белых Гончих. «Всё меч. На что он вам? Пожевать рукоять? Пометить лезвие?» Он поглядел на здоровенного воина: — Хотя бы имя свое скажи. Напоследок.

Великан сверкнул глазами. — Да, — ответил он, кивая. — Я Карса Орлонг из Теблоров. Тоблакай. А ты?

— Крокус. Крокус Свежачок. — Он помедлил. — Прежде я был вором.

— Стань им снова, — оскалил зубы Карса. — Укради мне этой ночью жизнь Гончей.

«Дерьмо!» — Попробую.

— Сойдет, — сказал Тоблакай.

Осталось тридцать шагов. Белые Псы рассыпались, перегородив улицу стеной бледных шкур, буграми мышц, рядами клыков.

Резака накрыл порыв знойного ветра; что-то зазвенело, застучало по мостовой, рука протянулась…

Гончие Света пошли в атаку.

Слева по улице дочери Драконуса распахнули свои садки, изливая гудящие потоки разрушения, поглощая пятерых зверей перед собой.

Молотящее зазубренное лезвие шаг за шагом оттесняло Спиннока Дюрава. При каждом ударе брызгала кровь, отлетали на землю звенья кольчуги. Так много тонких полос, они свесились и звенят при каждом мучительном шаге воина. Когда Спинноку удавалось отразить выпад Каллора, сотрясение отдавалось в руке, превращая мышцы в бесчувственный студень.

Кровь вытекала из бесчисленных ран. Шлем его давно слетел; тот удар оглушил его, срезал часть скулы.

И все же он сражался; он сдерживал Каллора.

Каллор.

За глазами Верховного Короля не было души. Древний воин целиком отдался бешенству берсерка. Он казался неутомимым автоматом. Спиннок Дюрав не смог найти ни одной ошибки, ни одной щели для контратаки. Все, на что он оказался способен — уворачиваться от смертельных ударов, смягчать их силу затупившимся лезвием, подставлять все новые куски неповрежденной кольчуги.

Обширные синяки, треснувшие кости, зияющие разрезы, из которых течет кровь, уже не поглощаемая шерстяной одеждой… он шатается под бесконечными атаками.