— Конечно, Лёвушка, делай так, как он тебя попросил, — согласно кивнула она. — Эти документы, я думаю, кроме него, да теперь вот тебя, никому и не нужны. А чай пусть остынет немного, — извиняющимся голосом произнесла она. Ей не хотелось обижать Льва, но ничего есть или пить сейчас она просто не могла.

— Конечно, Вера, пусть постынет, — согласился он. — Вам что-нибудь ещё сделать?

— Нет, сходи посмотри документы, а всё, что не пригодится для работы, отложи в сторону.

Вороновский тихо прошёл в соседнюю комнату, открыл нижний ящик стола, вывалил из него всё, что там лежало, и обнаружил маленькое потайное отделение, отгороженное от основного тонким слоем пропитанной лаком фанеры. Подцепив его лежавшим на столе ножом для бумаг, он слегка отодвинул мешавшую поверхность и увидел изумрудно-зелёную папку, углы которой были перетянуты тонкой круглой резинкой.

— Старый хитрый лис, — прошептал Лев, улыбнувшись одними краешками губ. — Надо же, конспиратор, какой сейф отгрохал, надёжно, почти как швейцарский банк.

Лев отложил папку, просмотрел все документы, оставшиеся после Натаныча в столе. Всё, что представляло хоть какую-то ценность для клиники, вместе с зелёной папкой, он отложил в отдельную стопку. Всё остальное, чтобы не создавать дополнительных проблем Вере, убрал обратно в стол. Может быть, когда-нибудь она пересмотрит всё это, а может, до этого богатства так руки никогда и не дойдут.

Возвратясь в комнату, он увидел, что она уснула в кресле. Гладкие седые пряди волос в некоторых местах выбились из-под пучка, узкие полоски пока ещё тёмных бровей застыли в каком-то изломе, нанося на доброе и простое лицо женщины штрихи страдания и боли.

Отодвинув подальше чашку, он накрыл её тёплым пледом и, написав записку, что завтра приедет вместе с Маришкой, положил бумагу на самом видном месте стола. Потом потихоньку оделся, сложил документы в сумку и, щёлкнув входным замком, вышел из дома.

А с неба продолжал падать снег, словно в память о Натаныче, одевая землю в холодные белые одежды.

* * *

— Вера, вы понимаете, что вы говорите? — в замешательстве произнёс Вороновский.

— Ничего такого из ряда вон выходящего я не сказала, напрасно ты думаешь, что со смертью Юры у меня что-то сместилось в голове.

Вороновский при этих словах поморщился и искоса бросил взгляд на Маришку, стоящую рядом. Та сделала лёгкий жест руками, разведя ладошки в стороны, как бы говоря: «А что я могу сделать?»

— И не нужно переглядываться, я пока в своём уме, — категорично отрезала Вера. — За то, что я говорю, полностью отвечаю. У детей долгожданный праздник, самое красивое чудо на свете — Новый год, как же ты решил, чтобы всего этого ребятня не увидела, скажи на милость? — Вера с укором посмотрела Вороновскому в глаза.

— Но ведь Натаныч…

— Что Натаныч? Ты думаешь, ему понравилось бы, узнай он сейчас о том, что ты вытворяешь? Нет, Лёвушка, ты и впрямь серьёзно думаешь, что твоего друга можно воскресить тем, что ты отнимешь праздник у его крестников?

— Но я сам не могу, поймите, Вера… — с трудом проговорил Лев.

— Да лично от тебя почти ничего и не требуется. Мы с Маришей всё приготовим и вызовем Деда Мороза. А к Натанычу всё равно раньше второго не пустят, что бы ты ни делал. Я думаю, в память о нём нужно всё сделать так, чтобы он был рад, глядя на своих крестников.

Вот так, уговорами Веры, появился в новогодний вечер в доме Вороновских Дедушка Мороз. Обычно эту роль выполнял Натаныч, стучась под самый Новый год в дверь к своим крестникам, и громовым голосом выкликал приветствие. Они, вереща на все лады, с визгом неслись к нему навстречу, по дороге подталкивая друг друга локтями.