Номеров в программе было не много, но в каждом имелась своя изюминка, нечто легкомысленное, забористое, отрицающее хореографическую рутину и кабацкую пошлость.

— Похоже на капустник в театре МГУ. Но на новом эротическом уровне, прокомментировал просмотр генеральной репетицыы Пушкарь. — Одобряю.

Аня благодарно кивнула Ларсику: он не переставал удивлять её. Свой номер с Ларсиком Аня репетировала либо рано утром, до того, как собирались остальные танцоры, либо уже совсем поздно, когда все разбредались по домам. И хотя она, как всякий человек, прошедший закалку комсомола, имела представление о героизме и трудовом подвиге по кинофильмам и литературным произведениям, в реальной жизни с такой осатанелостью ещё не сталкивалась. Ларсен ничего, кроме готовящейся программы, в упор не видел. Он оказался семижильным, зацикленным на поставленной задаче фанатом. Даже когда притаскивал Ане видеозапись интересных танцевальных номеров, то сидел молча, уставившись в экран и при этом весь напрягался внутри, мысленно следуя за изображением. На висках заметно бился пульс и ноздри крупного, с горбинкой, носа жадно трепетали. Не глядя на девушку, он поднимался, протягивая к ней руки, и они бросались в музыку, как водоворот, забывая обо всем на свете. Если говорили, то о технике поддержки, вывороте ноги, перебоях ритма.

— Как тебе этот фильмец? — поинтересовался он после просмотра «Грязных танцев».

— Где здесь грязь? сплошная романтика.

— Может, именно это мне и нравится? Такая лирика и такая горячая, сумасшедшая мамба.

Поставив диск с мамбой, Ларсик поднял Аню с дивана. — Попробуем?

У неё на языке крутился вопрос: чем кончится эта репетиция? Не разгорячатся ли, повторяя сюжет фильма страсти партнеров? Но она промолчала — ещё ни разу Ларсик не дал почувствовать Ане свою мужскую заинтересованность. Проработав с ним вместе три недели, она не могла понять, что представляет этот парень на самом деле.

А что могла бы сказать Аня о самой себе? Иногда ей думалось, что позади огромная, нелепая и вроде бы чужая жизнь, в чем-то её обманувшая и ничего больше не обещающая. А порой вдруг казалось, что прошлое — все лишь не очень удачная увертюра к ещё не прозвучавшей, феерически прекрасной симфонии. В последнее время безоглядная радость жизни и непонятный восторг предчувствий стали охватывать Аню в обществе Ларсика. Особенно, когда он закрывал глаза и, взметнув над головой руки, начинал притоптывать в такт все громче звучащего в его воображении фламенко.

— Швед оттягивается на испанщине, — усмехнулся он, заметив как-то, что за ним наблюдают. — Проявляется подсознательная тяга к иным национальным культурам.

Аня ничего не ответила, встала рядом, спиной к Ларсику, подхватив юбки и глядя на него из-за плеча. Они танцевали так, словно давно репетировали номер.

— Да у нас получится «Кармен»! Завтра принесу кассету с испанским фильмом.

Отшлифованный номер они показали шефу.

— Конечно, Венцова не Майя Плисецкая. И ты — не Барышников и не тот знаменитый испанец, ну этот, Геддес… — Пушкарь, окончивший, как оказалось, факультет журналистики, и даже побывавший в колонии, имел некоторое представления о процессах, идущих в мировой хореографии и шоу-бизнесе. — В общем, не знаю, что сказали бы в «Фоли Бержер» или в «Мулен Руж», но меня волнует! Работаете на уровне мировых стандартов.