|
Стояла тишина - как в читальном зале провинциальной библиотеки, в которой раздавалось лишь жужжание проекционного аппарата и редкие комментарии: - Вот это нужно вставить! - Лайм, это ты был на Пфальце? - В общем, неплохо: В последнюю неделю съемок окрашенные в камуфляжные тона немецкие самолеты перекрасили в яркие цвета Рихтгофеновской эскадрильи. Мы летали на тех же самых машинах, но теперь это было даже забавно - появиться на экране в полностью красном Фоккере в роли самого Фон Рихтгофена или в черном Пфальце Германа Геринга. Однажды мне пришлось сниматься на красном Фоккере в отвратительном эпизоде, в котором англичанин сбивает одного из моих летчиков, а я ничего не могу сделать. Потом - в сцене спасения Красным Бароном Вернера Восса - я зашел сзади, чтобы отстрелить хвост английскому СЕ. На следующий день я был Роем Брауном, который преследовал красный Фоккер - триплан барона Фон Рихтгофена - и сбивал его в финальной сцене картины. Я попытался сформулировать это, выкарабкавшись из кабины по окончании полета и сквозь неподвижность вечернего покоя волоча парашют к нашей времянке: - Я сбил Красного Барона. Интересно, сколько пилотов может такое заявить? - Эй, Крис, - сказал я. Он был во времянке - лежал на своем месте. - Эй, Крис, я сбил Красного Барона! Он ответил - очень-очень язвительно он сказал: - Хм. И даже не открыл глаза. Это означало: - Ну и что? Это - всего лишь кино, причем картина категории "Б", и если бы не сцены воздушных боев, я бы дома даже улицу поленился перейти, чтобы посмотреть ее в кинотеатре. И тут до меня вдруг дошло, что на настоящей войне все в точности так же, как в нашем "понарошку". Пилоты участвуют в войне или в съемках фильма вовсе не потому, что им нравится кровь, или секс, или второсортные сюжеты. Летать - это гораздо важнее, чем сам фильм, - и гораздо важнее, чем сама война. Наверное, мне должно быть стыдно, но я скажу: - И фильмов, и войн всегда будет достаточно для того, чтобы мужчины могли вволю полетать на боевых самолетах. Ведь сам я - один из тех, кто добровольно участвовал и в том, и в другом. Но я верю - когда-нибудь, пусть через тысячу лет, нам удастся наконец построить мир, в котором для жарких сражений останется одно- единственное место - съемочная площадка, и режиссер будет во всю глотку орать в микрофон передатчика: - ДЫМ, ДАВАЙ ДЫМ! Все, что для этого требуется - это наша воля, наше желание. Копии МиГов, несколько древних Фантомов, бутафорские пушки, картонные ракеты: И тогда через тысячу лет мы сможем, если очень захотим, снять несколько поистине великолепных лент. Молитвы Кто-то когда-то сказал мне: - Поосторожнее с молитвами - о чем попросишь, то и получишь. Я подумал об этом, сообразно своей маленькой роли ввинчивая Фоккер-Д7 в кутерьму масштабной массовой сцены воздушного боя в фильме "Фон Рихтгофен и Браун". Когда мы разрабатывали схему мелом на доске в комнате для совещаний, все выглядело прилично и вполне безопасно. Но теперь - в воздухе - стало страшно: четырнадцать истребителей-копий, сбившихся в кучу в крохотном кусочке неба, каждый за кем-то гонится, кто-то теряет ориентацию и слепо несется сквозь эту свистопляску, цветные блики солнца на раскрашенных во все цвета радуги поверхностях крыльев и фюзеляжей, частые хлопки двигателя Пфальца, невидимо проносящегося где-то под тобой, исчертившие небо дымные трассы и плотный ветер, густо напитанный запахом пороховой гари фейерверков. В то утро в живых остались все, но я по-прежнему содрогаюсь от одной только мысли о молитвах. Потому что самой первой моей журнальной статьей, написанной двенадцать лет назад, была статья, в которой я молился, прося для тех из нас, кто учился летать на самолетах с закрытыми кабинами, возможности взять напрокат машину с открытым кокпитом - просто так, развлечения ради - ": и полетать на Фоккере-Д7 с полутора сотнями вполне современных лошадок на носу". |
