— Чушь, — сказал Фарадей. — Я здесь исключительно по той причине, что Совет Пятисот испытывает дискомфорт, когда я рядом. Что могло быть лучше? Неугомонность и амбиции гонят человечество все дальше и дальше. Куда еще прикажете отправлять нарушителей спокойствия?

— Вы что, вправду считаете себя нарушителем спокойствия?

— Совершенно определенно я политически неудобная фигура, — ответил Фарадей. — Знаете, все эти старые герои, которые не желают уходить со сцены. — Он оглядел диспетчерскую. — К счастью, большинство относящихся к этой категории людей склонны к своего рода «авантюризму».

— Если у нас все получится, — пробормотал Гессе, — Совет Пятисот пошлет целую серию таких кораблей. До всех оппозиционеров дойдет очередь.

Фарадей кивнул. Да, если все получится. Однако никто на Земле не сможет уверенно сказать, получится у них или нет. Они увидят лишь, как «Рейми» и колонисты джанска во главе с Мантой исчезнут в Глубине. Они не узнают, добрался ли корабль до другого газового гиганта, к которому ведёт эта необычная Глубина. Не узнают они и того, хватило ли у «Рейми» мощности преодолеть гравитацию планеты и вырваться в другую, далекую Солнечную систему.

И конечно, они не узнают, окажется ли в этой системе планета, которая может стать новым домом для трех тысяч колонистов, теснящихся на борту «Рейми».

Но, с другой стороны, и им, летящим в неизвестность, не дано знать, чем все кончится. Каждый из них — просто искатель приключений, считал Фарадей. Игрок, готовый поставить на карту все.

Он рассеянно поглаживал кончиками пальцев свое миртовое кольцо. Если уж речь зашла о склонности к азартным играм…

— Знаете, Альбрехт, есть один вопрос, который у меня никогда не хватало мужества вам задать, — сказал он. — И сейчас я решаюсь сделать это просто на случай… ну, если у нас ничего не получится.

— Спрашивайте.

— Вы, безусловно, помните, как, желая устранить меня от вмешательства в свои планы касательно «Подкидыша», Лайдоф отослала вас ко мне подписать тот предательский документ, — сказал Фарадей.

— Конечно. Будто это было вчера. — Гессе улыбнулся. — Разве можно забыть выражение ее лица, когда она увидела вместо вашей подписи «Карп Чарли»?

— Да уж, — сказал Фарадей. — Значит, вопрос такой. Вы неотлучно сопровождали меня от моей комнаты до Зоны Контакта, и бумага была при вас. И все время, пока мы рубились из-за Манты и остальных джанска, она спокойно лежала у вас в кармане. — Он вопросительно вскинул брови. — Признайтесь как на духу. Неужели вам не пришло в голову потихоньку вытащить ее и взглянуть на мою подпись?

Гессе изобразил на лице выражение абсолютной невинности.

— Генерал Фарадей, вы меня удивляете, — с упреком сказал он. — В то время я находился полностью в подчинении у арбитра Лайдоф и по закону был вынужден поддерживать ее во всем. Если бы я знал, что под ней вот-вот зашатается земля, не кажется ли вам, что я вмешался бы и предостерег ее? — Он взмахнул рукой. — В смысле, пусть даже на волоске висели бы и ваше будущее, и судьба джанска, мои правовые обязательства были предельно ясны.

— Конечно, — пробормотал Фарадей. — Извините за вопрос.

— Ничего. Пойду-ка я в столовую, выпью чашку чая. Вопреки оптимизму лейтенанта Сейби, думаю, у нас еще есть время, прежде чем мы уйдем в Глубину. Не хотите присоединиться ко мне?

— Прямо сейчас нет, — ответил Фарадей.