тут же осознала всю нелепость и комичность этого раздражения, отчего разозлилась еще больше и уставилась на Сканера, который сделал несколько шагов и остановился, оказавшись в вершине угла, стороны которого проходили через Наташу и Свиридова.

Пальцы женщины рассеянно перебирали кисти, касаясь их бережно и ласково, словно они были хрупкими пушистыми зверьками. Несколько минут она сосредоточенно смотрела в пол, склонив голову, так что Сканер при всем своем желании не мог заглянуть ей в глаза, и взгляд ее проникал сквозь медово-золотистый паркет в иную реальность, оказаться в которой не мог никто кроме нее. Там не было ни времени, ни пространства, там уже почти не осталось имен, но там был запах поздней южной весны, там был серый воздух и тишина там тоже была серого цвета. Там царил серый холод. Там была серая полоска асфальта без конца и начала и там был серый туман, густой и липкий. Там была девушка с иссеченным осколками лицом. Там из тумана молча выходили мертвые и те, кому еще только предстояло умереть. Там обитали бездумные и странные существа — сплавленные плоть в плоть люди, животные и насекомые, гротескно уродливые и невыносимо прекрасные — смеющиеся, поющие, дрожащие от ужаса, ревнующие, плачущие, ненавидящие, желающие, корчащиеся от боли и ярости. Они бродят отдельно и сливаются воедино, в нечто огромное и жуткое, перетекающее из образа в образ, из цвета в цвет, из эмоции в эмоцию, и потом остается только это одно — законченное, совершенное, тугой сгусток чувств, одевшийся плотью, обзаведшийся глазами, спрятавшийся под сплетением сосудов и охраняющий каждый удар сердца. Нечто, с нетерпением ждущее новой порции тьмы и своего часа, не знающее языка слов и не обремененное моралью, древнее, хитрое и безжалостное.

Женщина закрыла глаза, и ее губы тронула странная улыбка. Потом ее глаза открылись, и внимательно смотревший на нее Сканер на мгновение нахмурился, но взгляд Художника взметнулся и, как отпущенная тетивой стрела, глубоко вонзился в широко раскрытые глаза маленького врача, и лицо Сканера разгладилось. Тонкая рука метнулась к холсту, вписывая в девственную пустоту первый мазок.

Никто в комнате не смел проронить ни звука, старались даже не дышать — настолько завораживающим было зрелище. Рука порхала над холстом так стремительно, что ее перемещения были почти неуловимы, только вспыхивали искрами лакированные ногти, движения казались хаотичными и в то же время удивительно правильными, сама же Наташа выглядела странно пустой, словно сброшенный с плеч халат. Тело работало, исправно втягивало воздух через полуоткрытые губы, но обитавшее в нем существо сейчас находилось где-то в другом месте.

Баскаков, сцепив пальцы, подался вперед, натянутый, как струна. На лбу и шее вздулись жилы, глаза смотрели не мигая. Он забыл разгромленный ресторан и мечущихся в ужасе людей, остались в прошлом жена, дочь и сын, да и само прошлое бледнело, исчезало, подергиваясь дымкой, как заоконный мир под горячим дыханием. Все это было неважно, ненужно, все это ничего не стоило рядом с тем, что сейчас происходило в этой комнате, и он видел только стремительно летающую руку, ложащиеся на холст мазки и отрешенный взгляд карих глаз Художника. В замкнутом октаэдром пространстве создавалось нечто волшебное, неподвластное простому человеческому пониманию, здесь рождалось особое произведение Искусства, которого он ждал, в которое верил всю свою сознательную жизнь. Оно стоило всей и намеренной и нечаянной крови — право же, оно стоило большего.

Баскаков не отрывал взгляд от Наташи и не заметил, как на сосредоточенное, напряженное лицо Сканера вдруг набежала тень.

XII

Женщины стояли друг напротив друга — глаза в глаза, и одна смотрела с удивленной злостью, не лишенной снисходительности — таким взглядом провожают удравшего из-под карающего удара тапочкой таракана. Взгляд второй был неспокойным, настороженным и прощупывающим, выискивающим малейшую щелку в обороне противника.