В отличие от горожан, которые пребывали в отличном расположении духа, ибо, словно звери, пресытились человеческой кровью, на старой храмовой улице, в доме покойного герцога Орлеанского, царила глубокая печаль.

Графиня Арманьяк, ломая руки, ходила по гостиной. Герцогиня Орлеанская, сидевшая на софе, лишь грустно наблюдала за ней. А что ей оставалось? Она ничем не могла помочь несчастной женщине, которая вот уже десять дней не имела вестей о супруге и сыне.

Губы графини всё время шептали:

– Господи, господи, не дай им погибнуть… господи, господи… Спаси их… я всю жизнь проведу в молитвах, благословляя твоё имя.

Увидев вошедшего в гостиную Дюше, графиня тотчас бросилась к нему и, схватив его за руки, голосом, идущим из глубин души, спросила:

– Что?

– Они живы!

Ответ Дюше заставил графиню расплакаться. Но то были слёзы счастья. Она обняла Дюше, принёсшего благую весть, повторяя:

– Благодарю вас, сударь, благодарю…

– Сударыня…

Графиня тотчас посмотрела в глаза Дюше, которые он опустил не в силах смотреть на графиню. И прежде, чем Дюше сказал, то, что собирался сказать, графиня поняла, что услышит нечто ужасное.

– Они в Шатле. Завтра утром они будут прилюдно казнены!

– Филипп…

– Он тоже приговорён к смертной казни! Графиня отшатнулась, а затем рухнула на колени и почти сразу после этого потеряла сознание. Дюше взял графиню на руки и уложил на софе. После этого он поклонился и негромко произнёс:

– Если я понадоблюсь, позовите!

Сказав эти слова, опечаленный тем, что принёс страшную новость графине, Дюше вышел.

Герцогиня Орлеанская и двое слуг захлопотали над графиней, пытаясь привести её в чувство. Это продолжалось недолго. Графиня пришла в себя. Едва она открыла глаза, как немедленно вскочила с софы и бросилась к двери.

– Милая сестра моя, куда ты направляешься? – окликнула графиню герцогиня Орлеанская.

– К отцу, – не оборачиваясь ответила графиня, я должна спасти их.

Дюше выскочил на улицу вслед за графиней Арманьяк, которая даже накидки не взяла с собой. Несмотря на холод, она в одном платье, с распущенными волосами, которые развевались на ветру, торопливо пошла по направлению к дворцу герцога Бурбонского, который находился в двух кварталах от Старой Храмовой улицы. Дюше едва поспевал за графиней. На улицах Парижа было всё ещё небезопасно, а он дал слово охранять графиню. Не более чем через четверть часа графиня в сопровождении Дюше достигла ворот дворца. Стража у ворот, хотя и смотрела на них с крайним удивлением, но тем не менее отворила ворота и пропустила их внутрь. Не чуя ног, графиня побежала по широкой дорожке, ведущей к внутренним воротам дворца. А ещё через несколько минут она уже стояла перед кабинетом герцога Бурбонского.

Сделав короткую передышку, графиня открыла дверь и вошла внутрь. Дюше остался ждать за дверью. В кабинете за столом сидел герцог Бурбонский, мужчина лет шестидесяти, и выговаривал что-то молодому человеку, стоявшему рядом с ним с виноватым лицом.

Графиня прошла несколько шагов и упала на колени, протягивая руки к герцогу Бурбонскому. Голос её прерывался, когда она умоляющим голосом произнесла:

– Спасите, отец!

Герцог Бурбонский хмуро смотрел на дочь.

– Вспомнила об отце, непокорная дочь?

– Я никогда не забывала о человеке, который был в моей жизни всем! Отец, ваша дочь умоляет вас стоя на коленях.