— Но в то же время ты и папу любишь, так?

Лиз опять нахмурилась.

— Любовь — это такое чувство, которое никогда не умирает, — терпеливо объясняла Эйлин. — Ты можешь любить одного человека или сто человек. У тебя же есть подруги, которые имеют братьев и сестер. Их родители любят всех своих детей, а не кого-то одного, верно?

Лиз кивнула.

— Может, ты и меня когда-нибудь полюбишь, — сказала Эйлин, внезапно осознав, что очень хочет этого.

— А я не должна называть тебя мамой?

— Нет, если ты не хочешь.

Лиз жалобно застонала.

— Я хочу домой, у меня болит нога.

Эйлин обняла ее за плечи и прижала к себе.

— Нас скоро найдут. Хочешь, положи голову мне на колени и поспи немного.

Лиз помялась и кивнула.

Эйлин гладила ее по голове, и постепенно усталость взяла свое — Лиза провалилась в беспокойный сон. Эйлин облизала сухие губы. Было жарко, запястье ныло от дергающей боли. Она тоже задремала.

Вдруг Эйлин ощутила едва уловимое дрожание земли. Она подняла голову и увидела Шона. Он гнал лошадь во весь опор. Натянув поводья, Шон на ходу соскочил с седла. Он опустился на одно колено, оглядел сначала Лиз, затем Эйлин.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Кажется, потянула запястье. А у Лиз, возможно, перелом ноги.

Шон осмотрел дочку.

— Ее, конечно, лучше не беспокоить, но машина сюда не пройдет. — Он огляделся.

— Как ты нашел нас? — спросила Эйлин.

— Я вернулся в лагерь узнать, не нашел ли ее кто, и увидел лошадь с пустым седлом. Она и привела меня сюда. Я хочу сделать носилки.

— Я могу помочь тебе чем-нибудь?

— Нет, ты сама пострадала. Сиди на месте.

Шон соорудил из веток и веревки, которая была намотана на луку седла, нечто похожее на сиденье. На него он накидал травы, а сверху положил седельную подстилку. Это сооружение он укрепил на своей лошади позади седла.

Эйлин наблюдала, с какой заботой и нежностью Шон обращается со своей дочерью. Он успокаивал Лиз, говорил, что нога у нее быстро заживет, и обещал поехать с ней в больницу. Шон несколько раз повторил, что не сердится на нее, а только радуется, что с ней не случилось наихудшего.

После того, как Шон устроил дочку на импровизированном троне, он посадил в седло Эйлин и взял в руки поводья.

— А моя лошадь? — спросила Лиз.

— Не волнуйся за нее, она пойдет за нами, — успокоил ее Шон. — А если не захочет, я пришлю кого-нибудь за ней.

Он подошел к Эйлин.

— Тебе удобно сидеть?

— Да, все хорошо.

— Разве я не просил тебя остаться в лагере?

Эйлин отвела глаза.

— Я знаю, но не могла же я спокойно сидеть, когда все отправились на поиски Лиз! Я тоже хотела оказать посильную помощь.

Шон погладил ее по щеке.

— Какая ты у меня умница.

Чувственный голос Шона заставил ее сердце забиться сильнее. Эйлин знала, что она вынесет любую боль, преодолеет любые жизненные невзгоды, пока его глаза наполнены любовью и она слышит этот хрипловатый от желания голос.

Она взглянула на Лиз, и, когда девочка улыбнулась ей, превозмогая боль, сердце Эйлин затрепетало от радости.

Все будет хорошо! — подумала она. Должно быть хорошо.

Уже ночью, лежа в объятиях Шона, Эйлин перебирала в памяти события минувшего дня. Они сообщили в полицию, что девочка нашлась. Шон отвез ее и Лиз в больницу, где обеим сделали рентген. У Лиз действительно оказался перелом ноги, и ей наложили гипсовую повязку. Эйлин отделалась растяжением в области запястья. Они с Шоном оставались у постели Лиз до окончания времени посещения пациентов. И, даже когда девочка крепко уснула, Шон не хотел уходить.