- Не говори так. Ты очень любишь своих детей. Достаточно тебе было посмотреть на Питера - и уже глаза на мокром месте.
- Это из-за тебя у меня глаза на мокром месте.
- Я этого не хотел.
Она не знала, как на это реагировать: у нее никогда не хватит духу сказать, что он виноват во всем - и в том, чего не хотел совершить, и в том, что совершил. Джерри верил в Бога, и это служило препятствием для ее наставлений. Из окна кухни она увидела, что Питер нашел Бобби. Питер забыл про ее наказ и вместе со старшим братом направился в рощицу.
Она спросила:
- Ты весь день будешь в Госдепартаменте? Я могу позвонить тебе туда, если приеду?
- Салли, не надо приезжать. Ты идешь на Голгофу ради пустяков, мы же проведем вместе всего одну ночь.
- Ты забудешь меня.
Его смех отозвался в ней болью: она ведь действительно так считала.
- Не думаю, чтобы я мог забыть тебя за два дня.
- Ты считаешь, что ночь со мной - это пустяк? Он помолчал; лента секунд разматывалась, и Салли почувствовала, что он не спешит с ответом.
- Нет, - наконец сказал он. - Я считаю, что ночь с тобой - почти предел мечтаний. Я надеюсь, что у нас будет таких ночей - целая жизнь.
- Надежда - вещь приятная и безопасная.
- Я не хочу препираться с тобой. Я никогда не препираюсь с женщинами. Мне кажется, мы не должны сворачивать на этот путь, пока не будем точно знать, что намерены делать дальше.
Она вздохнула.
- Ты прав. Я говорю себе: “Джерри прав”. Мы не должны поступать необдуманно. Слишком многих это затрагивает.
- Целую орду. Хотелось бы мне, чтоб их было поменьше. Хотелось бы мне, чтоб в мире были только ты и я. Слушай. Ты не должна приезжать. Все рейсы перепутаны из-за этой забастовки в компании “Истерн”. Как раз сейчас у меня на глазах шесть генералов с четырьмя звездочками и двести молодчиков в дакроновых костюмах устремились к выходу номер семнадцать. Должно быть, объявили посадку на мой самолет. - Он говорил из телефонной будки на аэродроме Ла-Гардиа. Мест на самолет, которым Джерри собирался лететь, не оказалось, и теперь он убивал неожиданно освободившееся время, болтая с ней по телефону. Она подумала: “Если бы он попал на тот самолет, он бы мне не позвонил”, и эта случайность, позволившая увидеть, какое маленькое место занимает она в его жизни, лишь возвысила его в ее глазах, расширила своим оскорбительным подтекстом горькую, ноющую пустоту, которую создала в ней любовь.
Он ждет, что она рассмеется или согласится с ним, - она никак не могла вспомнить, чего он от нее ждет.
- Я очень тебя люблю, - вяло произнесла она.
- Эй, а как ты объяснишь сумму, которую с вас взыщут за этот телефонный разговор? Я бы не стал звонить за твой счет, если бы знал, что мы проговорим так долго.
- Ну, я скажу... сама не знаю, что я скажу. Во всяком случае, он никогда не слушает, что я говорю. - Иногда Салли задумывалась, так ли уж справедливы обвинения, которые она выдвигала против мужа. Ее рассуждения были как заросший сад: каждый день появлялись новые сорняки.
- Уже началась посадка. Прощай?
- Прощай, дорогой.
- Я позвоню тебе в среду утром.
- Очень хорошо.
Он уловил в ее голосе укор и спросил:
- Позвонить тебе из Вашингтона? Завтра утром?
- Нет, у тебя и без того дел хватит. |