Изменить размер шрифта - +
Но важно главное: он не просто глядел на землю, он непременно рассуждал, оценивал, очень тонко понимал беззвучный язык земли.

В-третьих, пилот этот должен был непременно быть веселым, озорным, отзывчивым — словом, очень хорошим человеком. Иначе, к чему бы ему «зависать над стадионом на высоте 8—10 метров», к чему принимать на себя несвойственные функции «чистильщика», тем более что громкого «спасибо» присутствующих он все равно не слышал и слышать не мог, а рассчитывать даже на тихое «спасибо» начальства ему, уж во всяком случае, не приходилось.

 

6

— Ну, цирк! Просто комедия, мужики! Прыгали мы с ЛИ-2. Бросал нас Старовойтов. Да вы его знаете — старый зубр, три тысячи прыжков, заслуженный мастер спорта и все такое прочее. Ну вот, значит. Вышли на курс, Старовойтов командует: «Приготовиться!»

Все встали, подошли к двери.

Старовойтов уточнил место выброски и орет: «Пошел!» А сам первого подталкивает: «Давай, давай, не задерживай!» Бросает и считает: один, два, три… восьмой прыгнул, а девятого нет.

Старовойтов оборачивается и видит: девятый притаился за дверью.

Слушайте, что дальше было. Дальше — самое главное!

Старик его хвать за лямку и в дверь выпихал. И тут видит: на парне парашют-то не тренировочный, а боевой! Оказывается, он бортача выкинул. Бортач подошел дверь за нами закрыть. А он его выпихал. Вот цирк!

Ну, делать нечего, и Старовойтов сам прыгнул. Подзатянул. Догоняет, значит, бортача и руководит им в воздухе. Парашют тот, правда, сам раскрыл, а Старовойтов его разворачиваться учит: правую руку на левую лямку, левую на правую, тяни… И так далее…

Приземлились, разобрались: оказывается, девятым-то сам Старовойтов был. Это он не учел, обсчитался. Так чуть с ума не сошел старик! Все переживал, как его угораздило…

А бортач — молодец. До того случая ни разу, между прочим, не прыгал.

Теперь он всем объясняет: «Главное в авиации что? Главное — считать правильно!»

Ну и цирк! Нарочно такого не придумаешь…

 

7

В домике АМС — авиационной метеорологической станции — жарко, тесно и до того чисто, что на пороге хочется разуться.

Двое молодых пилотов консультируются с дежурным синоптиком.

Дежурный синоптик — краснощекая, синеглазая, и свитер на ее груди так великолепно обтекаем, что, будь я помоложе, не ушел бы, пока не выучил наизусть свою сводную карту и последнюю кольцовку и не задал ей сто вопросов — о давлении, барометрической тенденции, влажности абсолютной и относительной, температуре у земли и на высотах… О боже мой, чего только нельзя спросить у дежурного синоптика!

Мне симпатичны пилоты, симпатична девушка, мне тепло и уютно в маленьком домике АМС, и, главное, у меня есть еще куча свободного времени. Стою в сторонке, никому не мешаю.

Но вот хлопает дверь, по полу проносится волна холодного воздуха, и в комнату входит Архипов.

— Здорово, чертежники! Довольно трепаться, работать надо! — говорит Архипов сипловатым голосом и подмигивает мне хитрым цыганским глазом.

Мальчишки-пилоты поспешно расписываются за бланки-прогнозы и немедленно исчезают.

— Давай сводку, Лидочка, и покажи данные зондажа. — И пока краснощекая синеглазая Лидочка готовит метеобюллетень, Архипов рассказывает мне: — Ну, беда с этими пацанами. Как зайдут сюда, так вынужденная посадка. Полдня могут метеорологию изучать! Можно подумать, им на полюс лететь, а ведь ползают, черти, вот туточки, за самым аэродромом…

— Почему они — чертежники? — спрашиваю я.

— Так ведь чертят. Рассыпают сажу, сначала с севера на юг, потом с запада на восток — полосами.

Быстрый переход