— Да, но рядом вы понавесили этих монстров. Пошлее некуда. По-моему, они убили весь проект.

— Но надо же быть практичнее! Когда много посетителей, никто не будет успевать добавлять полотенца. А люди сушат руки постоянно.

— Надо лучше работать. Пусть кто-то следит за этим специально. Зачем эти уродцы, как в старом аэропорту Форнебю? На вид омерзительная дешёвка. К тому же сушить руки горячим воздухом пренеприятно. Сушилки надо убрать.

— Согласен, — говорит один из инвесторов томно и мечтательно. — Вот на Востоке в туалете всегда стоит прислужник со свежим пушистым полотенцем наготове. Я уверен, что он может и прибор твой подержать, если у тебя случайно руки заняты. И почему в Норвегии такого нет?

— Не смешите меня, — фыркает Туре Мельхейм. — В нашей стране безработица меньше двух процентов. У нас не так легко найти говорящего по-норвежски, чтоб в баре работал, не то что.

— А если робот? — спрашиваю я простодушно. — С такой операцией роботы должны справляться?

— Не мучь меня, — говорит Туре. — И вот так вот мы с ним переругиваемся постоянно.

Звонит мобильник, и все, за исключением меня, начинают панически суетиться. Я никогда не беру эту штуку на встречи. Звонят Туре, и беседа оказывается настолько приватной, что Туре уединяется в туалете и включает фен в надежде заглушить детали своих переговоров с барыгой.

— От этого надо избавляться, — говорю я оставшимся, имея в виду сушилки. Но вижу в их глазах лишь непонимание и, что того хуже, насмешку. Остолопы презренные. Им моя принципиальность кажется забавной причудой! А слово «предательство» в их глупых головах не ночевало даже. И так мне хочется ворваться к Туре посреди его конфиденциальных переговоров, выдрать из стены один фен со всеми шурупами и приладами и швырнуть им под ноги. Может, это их проймёт. Может, холодное адвокатское сердце дрогнет при виде невосполнимого урона стоимостью несколько сот крон?

Когда Туре с пылающим лицом возвращается к столу, беседа уже сместилась в сторону церемонии открытия. И обсуждается, а не безумные ли это деньги — угощать всех бесплатным шампанским?

— Нас спонсируют, — бросает Туре.

Пресловутое «спонсорство» и стало причиной наших самых серьёзных размолвок с Туре. Никаких фирменных логотипов в заведении, настаивал я, ни на пепельницах, ни на салфетках, ни на пивных подставках. Всё же пришлось согласиться на спички, «подарок» водки «Абсолют». К этому моменту Туре уже почти плакал. Но мне кажется, бескомпромиссность оправдывает себя. На марафонских дистанциях.

Дома я проверяю содержимое почтового ящика на первом этаже. Ничего. Запирая его, слышу семенящие шаги за спиной.

— Это вы новенькие?

Голос женский, сиплый и возбуждённый. Я оборачиваюсь. Она тем временем распахнула собственный ящик, откуда рекой полились бумажки. И упали на пол. Женщина присела на корточки собрать их. Я успеваю заметить две открытки с синим морем и глянцевым небом.

Потом перевожу взгляд на женщину и первый мой порыв — расхохотаться. На вытравленных блондинистых волосах — «химия». Лицо разрисовано так, что носа почти не видно, а лишь мерцают в зазоре между зелёными тенями и коричневой подводкой глаза и краснеет рот, напоминающий диван «Мае Уэст» работы Дали. И оно как блин круглое. Лицо. Не дамочка, а карикатура.

Это может быть только любительница Уитни Хьюстон, догадываюсь я.

Миниатюрные замшевые туфли на высоченных шпильках.

Она поднимается и оказывается среднего роста носительницей двадцати примерно лишних килограмм, два-три из которых приходятся на грудь. Глубокий V-образный вырез на обтягивающей кофте леопардовой расцветки под распахнутой, знававшей лучшие времена норковой шубой обнажает этот факт со всей очевидностью.