Господи, что за святая простота эта Катрине! На шезлонгах «здорово лежать». Со столом достаточно «определиться». Вот они, постоянные разъезды по отелям. Там человеку не до красот, ему важно переночевать — и всё. Поэтому нет смысла утомлять вас описанием среднестатистического гостиничного номера, который обыкновенно выглядит так, что хоть свет не зажигай. А самые жуткие из всех отелей — фешенебельные. За исключением «Гемпеля», «Мондриана» и пары столь же изысканных мест. Лучшим отелем, где мне довелось побывать, я считаю гостиницу в Пуэрто-Валарте, в Мексике, номер в которой стоит меньше двухсот крон в день. Спартанская простота, белые стены с бордюром из голубой плитки, камень на полу, кедровый комод с раздвижными дверцами и старая кровать с панцирной сеткой. Кажется, плетёный стул. Аскетизм монашеской кельи. И рокот океана.

— Наверно, ты права.

— Мы оставляем шезлонги?

— Нет конечно... Но действительно, начинать надо со стола, а уж к нему подбирать то, на чём сидят.

— И две недели нам придётся довольствоваться одним столом?

— Разве я сказал две недели? Что-то не припоминаю.

— Мама спрашивает, когда наконец можно прийти к нам в гости.

— Мне кажется, лучше приглашать её тогда, когда будет на чём сидеть, — раздражаюсь я.

Катрине поджимает губы.

У меня горит на всех фронтах. Йэвер желает видеть рисунки и смету. Туре Мельхеим донимает с мелкими деталями, которые «не срастаются». И журналисты дышат в затылок. За последнюю неделю дважды звонили с вопросом, когда можно рассчитывать на «материальчик» о моей квартире. Я в нём кровно заинтересован. Но этот «материальчик» должен быть на уровне. Как и квартира, само собой. Беда в том, что они планируют свои номера надолго вперёд: им сейчас надо знать наверняка, можно ли ставить репортаж на март. «Можно», — отвечаю я. «Отлично! И на когда назначаем съёмку?» — оживляются они. «Пока не знаю», — говорю я. «Но мы должны заказать стилиста и фотографа на определённый день и час, иначе нельзя». — «Хорошо, я перезвоню в конце недели уточнить дату», — говорю я. И так далее. Кошмар какой-то.

Катрине всё дуется.

Тогда я расписываю ей встречу с хьюстономанкой. Катрине мягчает.

— Всё ты врёшь, — говорит она.

— Клянусь! Ты просто её не видела.

— Никогда не поверю, что она проститутка. С чего ты это взял?

— Ты права, не стану утверждать, что, впервые встретившись с соседкой в подъезде, я вместо «здрасте» без обиняков поинтересовался, а не проститутка ли она часом? Но я применил дедуктивный метод. За мою версию многое говорит.

— Она была сильно накрашена?

— Правильнее сказать оштукатурена.

— Что же ещё говорит за вашу версию, мистер Холмс?

— Ну... вспомни, сколько мы заплатили за нашу квартиру. Для одинокой женщины это весьма внушительная сумма. А то, что она в роскоши не родилась, однозначно.

— То есть ты утверждаешь, что мы живём под борделем?

— Нет, такого я не говорил. Скорей всего, профессиональной деятельностью она занимается в другом месте. Иначе до нас дошли бы слухи, да? — спрашиваю я.

Катрине о чём-то сосредоточенно думает. Потом на её лице появляется плутовская улыбка.

— Делать нечего, придётся мне пойти посмотреть на неё, — говорит Катрине.

— Ты в своём уме?

— Сигбьёрн, милый, это не настолько опасно. Бордель я как-нибудь распознаю с порога.

— У тебя такой богатый опыт?

— У меня женское чутьё.

— И что ж ты придумаешь, чтобы заявиться к ней?

— Честно? Я рассчитывала на твою помощь, с твоей-то кипучей креативностью.