И поделать ничего не могу. Хоть ты и говоришь, что это папа все затеял – ну, что ты… – Она снова отвела взгляд. – Но я так больше не могу. Я думала, что смирюсь, закрою глаза и… – Она вновь взглянула на меня, и на ее лице не осталось и тени мягкости. – Но теперь заварилась вся эта каша, и я больше не знаю, кто ты такой. А может, никогда и не знала, и ты все наврал про папу… Он же копом был, отставным морпехом. Что бы он сказал, Декстер? Что бы сказал обо всем этом дерьме?…
Она испытующе на меня уставилась, ожидая ответа, и в голову мне пришло только:
– Semper fi…
Дебора не сводила с меня взгляда еще какое-то время. Потом откинулась на стуле.
– По ночам я просыпаюсь от кошмаров и думаю о тех, кого ты убил. И о тех, кого убьешь, если отсюда выйдешь. Если я помогу тебе выйти, то все равно что сама их убью.
– Я думал, ты понимаешь… В смысле, все это и правда начал папа, и…
Выражение ее лица вновь вынудило меня замолчать.
– Я так больше не могу, – сказала Дебора. – Это неправильно. И противоречит всему, во что я… – Она говорила все громче и громче и вдруг взяла себя в руки, замолчала и продолжила уже спокойно, как ни в чем не бывало: – Тебе здесь самое место. Пока ты за решеткой, мир чуточку безопасней.
Спорить с ее логикой было сложно, но не попытаться было бы бессмысленно.
– Дебз, – начал я. – Ты ведь знаешь, что посадили меня за то, чего я не совершал. Ты ведь не дашь им повесить на меня это преступление. Ты ведь не такая.
– Хватит, – отрезала она. – Я тут не из гребаной «Невиновности». А если и была бы, то выбрала бы кого-нибудь, кто по-настоящему заслуживает справедливости.
– У меня никого больше нет, – пробормотал я, стараясь не заныть.
– Так точно, – ответила Дебора. – Всех остальных ты угробил.
– Это не…
– И меня у тебя тоже нет. Ты сам по себе.
– Ты это не всерьез…
– Еще как всерьез. Если помогу тебе выйти – значит, выпущу на свободу преступника и заодно прикончу собственную карьеру.
– Ах, ну да. – Меня столь сильно расстроили ее слова, что я ударился в сарказм. – Конечно, ведь под угрозой твоя карьера… Что моя жизнь по сравнению с ней?…
Дебора слышно скрипнула зубами, ее ноздри раздулись и побелели, – я с детства помнил, что такое лицо у нее ровно перед тем, как она взорвется.
– Раз уж так случилось, что я могу одновременно спасти свою карьеру, упрятать убийцу за решетку и помочь нашему участку…
– Никакому участку ты не помогаешь, – вспылил я в ответ. – Помогаешь ты одному только Андерсону и, помогая, бросаешь в беде собственного брата!
– Приемного брата. – Она выплюнула эти слова. – Не настоящего.
Они будто повисли между нами на долгие минуты. Ощущение было такое, точно в меня вонзили нож. Я поверить не мог, что она действительно так думала и так сказала. Должно быть, мне показалось. Она бы никогда… Ведь правда?…
Дебора же целую вечность смотрела на меня, сжимая зубы. На мгновение в глазах ее блеснуло иное, едва заметное выражение; нерешительная, мимолетная мысль, которую мне почти удалось поймать: о том, что она, Дебора, никогда бы такого не сказала, а теперь сама поверить не могла, что все-таки это сделала.
Но мысль исчезла, умчалась на всех парах; Дебора устроилась поудобнее и едва заметно кивнула, словно была рада, что наконец призналась в терзавших ее чувствах. А потом, желая уничтожить меня наверняка, она ядовито повторила:
– Приемный. |