Где-то вдалеке, на вершине заснеженной горы посреди туманного небосвода мозга Декстера, взметнулся и затрепетал сигнальный флажок. Я вгляделся в даль, пытаясь распознать сигнал, и наконец увидел: «Пять!»

Прекрасная цифра. Я попытался вспомнить, считается ли такое число простым, но обнаружил, что не помню даже определения простых чисел. Зато вдруг вспомнил, чем оно важное, даже если и не простое.

У Вайсса на YouTube было пять роликов — по одному на каждый из разложенных по городу украшенных трупов, один про развлечения Декстера и еще один, который я так и не успел посмотреть, потому что явился Винс и утащил меня работать. Вряд ли это еще одна рекламная миниатюра про «Новый Майами» с телом Дойча в главной роли, потому что Вайсс что-то снимал, когда я приехал на место преступления. Значит, там другое. И хотя я вообще-то не рассчитывал узнать из фильма, как найти Вайсса, что-то я почти наверняка узнаю, если посмотрю.

Я схватился за мышку и торопливо загрузил YouTube, нашел искомую страничку. Ничего не поменялось, все те же огненные буквы на оранжевом фоне.

И с правой стороны — пять иконок, аккуратная галерея видеороликов.

Под пятым номером, самым последним, никакого кадра не было. Я переместил курсор на размытую черноту и кликнул. Экран слева направо прочертила толстая белая линия, грянули фанфары… звук до странности знакомый. И лицо: Дончевич, всклокоченный, улыбается, — а за кадром голос нараспев: «Я расскажу вам историю…»

Совсем как в детских фильмах.

На меня хлынула отвратительно бодрая музыка, а голос за кадром разливался соловьем: «Жил-был юноша по имени Алекс, одинокий, скучающий, ищущий перемен». Слева от счастливой физиономии Дончевича появились первые три изукрашенных трупа. Он взглянул на них и улыбнулся; трупы улыбались ему в ответ благодаря приклеенным к лицам пластиковым маскам.

Экран снова прочертила белая линия, и сказка продолжилась. «Жил-был юноша по имени Брэндон, никому не мешал». В центр выплыло мужское лицо. Вайсс? Около тридцати, как и Дончевичу, но никаких улыбок.

«Эти юноши жили вместе, пока однажды Брэндон не остался один».

В правой части экрана возникли три небольшие «иконки» — видеофрагменты, темные и размытые, но знакомые, почти как музыка: три кадра из фильма о развлечениях Декстера.

На первом: тело Дончевича брошено в ванную. На втором: рука Декстера замахивается пилой; на третьем: пила опускается на Дончевича. Все три — короткие, буквально на две секунды, закольцованные отрывки, бесконечные повторения под музыкальный аккомпанемент.

Вайсс по-прежнему смотрел из центра экрана, а голос за кадром распевал: «Но когда-нибудь, однажды, Брэндон Вайсс его поймает; обещаю, не спасет его удача! Тебе от меня не уйти! Потому что я из-за тебя сошел с ума!» Музыка звенела, голос заливался: «Сошел с ума! Сошел с ума! Когда ты убил Алекса, я сошел с ума!» А потом лицо Вайсса расплылось, заполнило собой весь экран, и он сказал: «Я любил Алекса, а ты забрал его у меня, хотя мы только-только начинали. Забавно вышло, знаешь? Это ведь он все твердил, что не нужно нам никого убивать, а я-то думал, так получится… реалистичней. Так, кажется, говорят?» Вайсс коротко и зло хохотнул, затем продолжил: «Именно Алекс придумал выкрасть тела из морга, чтобы не пришлось никого убивать. Но когда ты отнял его у меня, ты уничтожил то единственное, что удерживало меня от убийства».

Он на миг уставился прямо в камеру. А потом так тихо прошептал: «Спасибо тебе. Ты прав. Это весело. Я тоже так буду делать». И экран погас.

Когда я был гораздо моложе, мне казалось несправедливым, что я неспособен на человеческие эмоции. Я видел огромную преграду между собой и остальным человечеством, стену из чувств. Одним из тех чувств была вина — по сути, самое обыденное человеческое переживание.