У свипера бабушки Тони корпус был «большой и блестящий, огромный, как бочка».

У этого свипера были «четыре больших черных резиновых колеса», на которых он ездил с места на место.

Этот свипер был «большой, как корова, но тихий, как кошка».

И еще у него был всасывающий шланг, «черный, гибкий, толстый и длинный», и «разные головки», которые присоединялись к этому шлангу и перечислялись одна за другой на пальцах:

специальная головка для чистки пола,

и специальная головка для чистки ковров,

и специальная головка для чистки занавесей,

и специальная головка для чистки диванов,

и специальная головка для чистки кресел.

И была у него также специальная головка для чистки маленьких ящиков, и специальная головка для чистки больших ящиков, и у некоторых головок даже были щетки, а поскольку в ту пору я еще ни разу не видел ни одного пылесоса, то представлял себе эти головки как настоящие головы с раззявленными сосущими ртами и густыми, торчащими во все стороны волосами.

Как я уже рассказывал, не только дедушка Арон, но и его старший брат был прирожденный упаковщик. Поэтому он уложил свипер в его картонную коробку, завернул ее в мешок из мягкой материи, положил этот мешок в деревянный ящик на подстилку из тряпок, опилок и старых газет, закрепил его там ремнями и заполнил пустоты между картоном и деревом другими тряпками, опилками и старыми газетами. Потом он закрыл крышку ящика и позвал рабочего, чтобы тот обшил ящик прочными металлическими полосами и накрепко прибил эти полосы гвоздями.

Когда рабочий закончил свою работу, дядя Исай послал его в магазин стройматериалов и велел купить там банку черной масляной краски, маленькую щетку и жестяные трафареты для букв A, D, Е, V, Н, I, Т, L, N, О, Р, S, U. А когда рабочий вернулся, он велел ему написать на ящике две надписи.

Одна была такая — и тут мама написала на клочке бумаги под списком букв:

SAVTA TONIA

NAHALAL

PALESTINE

а вторая гласила:

THIS SIDE UP,

чтобы свипер не ехал всю дорогу вниз головой, не заработал по пути головную боль в каждой из своих головок по отдельности и во всех, вместе взятых, и тоже не сбежал куда-нибудь подальше, как когда-то сам дядя Исай.

Когда я впервые услышал эту часть маминого рассказа, мне было лет шесть-семь и эти тринадцать букв были первыми буквами английского алфавита, которые я узнал. Так надпись, сделанная рабочим дяди Исая на ящике и моей мамой на клочке бумаги, стала моим Розеттским камнем, и по ней я учился читать английские слова.

С помощью букв, составлявших имя бабушки, название нашего мошава и слово PALESTINE, значение которого объяснила мне мама, я сумел дополнить и расшифровать названия городов, написанные на стеклянной шкале нашего старенького радиоприемника: SOFIA, BERLIN, ROME, LONDON, ISTANBUL и другие, поскольку я знал все эти названия благодаря своему маленькому глобусу, где они были написаны на иврите. А затем, руководствуясь тем, что некоторые названия на шкале были известны мне из полетов ослицы Иа, я сумел овладеть также всеми остальными английскими буквами.

Что же касается имени и адреса получательницы, как они были написаны на ящике, то поначалу я решил, что в Америке мою бабушку тоже знают все до единого, совсем как в нашем мошаве и по всей Долине. Но мама объяснила мне, что даже слава ее матери имеет свои границы. Поскольку на ящике были написаны названия страны и мошава, то как только ящик прибыл в страну, об этом мигом сообщили во всем известный мошав, а когда он прибыл в мошав, никаких проблем с доставкой уже не осталось, ибо в мошаве нашу бабушку действительно знали все до единого, потому что таких, как наша бабушка, в Нагалале была только одна.