Эскадрилья летела по прямой над горным проходом Метсово. С высоты нескольких тысяч футов местность казалась Квейлю самой непривлекательной, какую он когда-либо видел. Он думал о Елене. Он вспомнил название — Янина, вспомнил, как Елена сказала, чтобы он не забыл его, что она приедет туда. Если это именно тот городок, — наверное знать нельзя, эти греческие названия звучат все одинаково, — то это будет замечательно. Если только это тот самый городок… Они пролетали над горными кряжами, громоздившимися друг на друга. На двух особенно высоких вершинах — не менее девяти тысяч футов — лежал снег. Дорога извивалась в горах и кое-где выбегала в мелькавшие внизу долины. Когда они приземлились на выбранной Хикки площадке у подножия молчаливых гор, сеял противный мелкий дождь. Площадка выглядела, как обыкновенное поле. Ни летных дорожек, ни ангаров, и тут же преспокойно паслось стадо овец, в которое чуть не врезался Хикки при посадке. Еще хуже Ларисы, подумал Квейль, отчаянная дыра…

Летчиков поджидал большой камуфлированный автобус, который должен был везти их в город, раскинувшийся на берегу горного озера. Грек-шофер, в синей форме воздушного флота, в синих обмотках на ногах, был весь забрызган грязью. Подле автобуса стоял другой грек, высокого роста, в армейской форме.

— Я капитан Александр Меллас, — сказал он, обращаясь к Хикки.

— Моя фамилия Хикки.

Он представил капитану остальных.

— Мне поручено сопровождать вас, — сказал Меллас. — Я отвезу вас в город.

Они сели в автобус. Меллас сказал, что в городе очень рады прибытию долгожданных истребителей… Они ехали по грязной ухабистой дороге, потом по мокрым улицам пригородной деревни, вдоль которых в ожидании их уже стояли толпы людей. Улицы были длинные, они то расширялись, то суживались, все было наводнено солдатами, мулами и низкорослыми крестьянами, торговавшими чем придется. В толпе громкими восклицаниями приветствовали проезжавших летчиков. Они обогнули огромную скалу, поднимавшуюся отвесной стеной на сто футов, и выехали на обсаженную деревьями дорогу, тянувшуюся по берегу озера. Автобус остановился у отверстия в скале, несколько каменных ступенек вели в пещеру.

— Тут наш штаб. Прошу вас, — сказал Меллас.

Они вышли из автобуса и поднялись по ступенькам в полутемную пещеру. За столами, освещенными простыми электрическими лампочками и заваленными бумагами, сидели люди в зеленой форме. В воздухе висели облака папиросного дыма. Летчики стояли в ожидании, все взоры были устремлены на них. Некоторые подходили к ним и пожимали им руки, а Меллас исчез в проходе, который вел в другое помещение. Он вышел оттуда вместе с толстым греком с большими щетинистыми усами, закрученными, как у маршала Буденного, хотя вообще он нисколько не был похож на Буденного. Лицо его было изрыто оспой, а нос красный от алкоголя.

— Это генерал…

Квейлю не удалось запомнить его фамилию. Меллас представил их генералу. Генерал не говорил по-английски, но ответил на их приветствие, приложив руку к козырьку и отчетливо щелкнув каблуками. Мундир его был расшит на груди золотом, как у генерала сэра Эдмунда Айронсайда, хотя генерал был покрыт грязью с головы до ног. Летчики тоже были грязные и небритые, а их стоптанные сапоги были до колен облеплены грязью трех аэродромов.

Генерал предложил всем греческие папиросы, но с радостью спрятал их в карман, когда Тэп вынул пачку американских сигарет «Честерфильд», за которую он заплатил полкроны в английском военном магазине.

Из штаба летчики поехали в гостиницу «Акрополь», которая стояла на углу пострадавшего от бомбардировки квартала. Фасад гостиницы был испещрен следами шрапнели, половина окон была выбита. Меллас долго спорил со здоровенным швейцаром, который спокойно распивал кофе.