Мужчина читает вслух:

— «Вывозу за рубеж не подлежит». Надо же! Я бы и десятки не дал.

Оглядывая картины, скульптуры, прилавки с посудой и старинной утварью, по залу медленно проходит Знаменский. Любопытно. И по-человечески любопытно и профессионально: на одной из этих стен две недели назад висел таинственный «Подпасок»…

На свои вопросы Знаменский ищет ответа у работника магазина — бодрого старичка по фамилии Розанов. Быстрыми, натренированными пальцами Розанов листает квитанции.

— Помню такую картину, помню… Сам принимал на комиссию… Ага, вот! — Он передает найденную квитанцию Знаменскому. — Чтобы вам было яснее: эта графа — наименование, ниже — размеры, фамилия владельца, дата приема, продажная цена, здесь — моя подпись. Розанов.

— А что за пометка «н/х»?

— Неизвестный художник. Картина висела у нас всего два дня. Очень удачно для подобной вещицы.

— Не расскажете, что там было изображено?

— Да этакий среднерусский набор: лужок, березы, коровы. В центре мальчик на пеньке сидит.

— А как он одет?

— Холщовая рубашечка навыпуск. За поясом кнутовище.

— Босой?

— Вроде бы в лапотках.

— Увидев картину снова, вы сумеете определить, та же она или ее копия?

Старичок по-птичьи склоняет голову набок:

— А в чем, собственно, дело? Если бы я понял, что именно вас волнует, я бы скорей сумел помочь, — усмехается он. — Вы… не трудитесь формулировать отвлекающие вопросы. С картин этого пошиба копий никто не пишет.

— Но меня именно и волнует, распознали бы вы копию? Если кому-нибудь взбрело на ум ее сделать.

— Тогда вынужден сказать «нет». Досконально я полотно не изучал.

— Однако вы установили время создания картины, назначили цену.

Розанов настраивается на серьезный лад:

— Цену я назначил, исходя из общепринятых критериев, а также из размеров и рамы. А время установил не я. Картина прошла атрибуцию. Сейчас объясню, — предупреждает он вопрос собеседника. — Когда произведение искусства желают продать, то часто предлагают сначала какому-нибудь музею. Там смотрят и определяют принадлежность данному мастеру или, менее точно, данной школе, данному веку. Все это официально сообщают владельцу. Но стоимость музей называет, только если решает взять.

— И у «Подпаска» было свидетельство об атрибуции?

— Да, причем подписанное Боборыкиной. А раз Боборыкина поставила начало двадцатого века, то и я автоматически ставлю начало века. Музу Анатольевну на мякине не проведешь.

Так… Больше от старичка, пожалуй, ничего не добьешься.

— Продавец магазина мог запомнить, кто купил «Подпаска»? — спрашивает Знаменский после паузы.

— А это и я вам скажу. Какой-то иностранец польстился, из западных.

Для Боборыкиной приглашение на Петровку — необычный и интригующий эпизод. Все интересы ее связаны с миром искусства и с людьми, в этом мире пребывающими: музейными работниками, коллекционерами, художниками, критиками. Даже имя «Муза» не случайно — так нарек дочь Боборыкин, крупный собиратель картин и всяких художественных ценностей.

Знаменский в двух словах объяснил ей предстоящую задачу и снял покрывало с «Подпаска». Уголок с подписью Веласкеса скрыт бумажкой, прикрепленной к раме. Муза взглядывает и разочарованно отворачивается.

— Ах, эта… Да, проходила атрибуцию месяца полтора назад.