У того тоже пистолет. Он идет через комнату и с ходу делает несколько выстрелов, всаживая пули вокруг головы Сажина.
— Парень, ты неправ! — кричит Сажин, вжимаясь в стену и прикрывая ладонями сердце. Не верит он, что расстрел всерьез, но чем черт не шутит, колени все-таки ватные.
— Гляди, как положил! — Мрачноватый Морденок тает от радости, видя, до чего аккуратно окаймляют сажинскую голову пробитые в стене дыры.
— Хорошо, сынок, хорошо, — любуется чистой работой Морда. — Иди, кончай чернявого… Через кого на нас вышли? — требует Морда. — Расскажешь — может, помилую.
— Как «через кого»! Вот он нас сам позвал! Мы про вас слыхом не слыхали! Ты зачем нас заманил, подлюга?! — кричит Сажин Васе.
— Дурак, ментов не срисовал, — кривится Морда.
Снаружи раздается приглушенный музыкой выстрел, затем еще один.
Сажин, не обращая внимания на угрожающие окрики Морды, садится на пол.
— Делай что хочешь… За что дядю Сашу!.. У-у-у…
— Дядя… по опергруппе, — ехидничает хозяин.
Двое, отряженных с Томиным, возвращаются.
— Признался? — спрашивает один из них отца.
— Врет пока. Ну соври, соври, откуда твой родственник был?
— С Киева. Грех на тебе, хозяин! — Сажин даже всхлипывает.
— И кому товар возили?
— Звали дядя Миша.
— Где встречались?
— Да какая разница… последнее время — на Котельнической набережной.
— Врешь! Шлепну я тебя, ментяра.
— Хозяин, ты неправ! Ты ошибаешься, хозяин!
Морда некоторое время размышляет. Все это похоже на правду. Что дядя Миша исчез, он знает, и знает, что милиция тут ни при чем.
— Давайте брюнета, — командует он.
Мордята вводят Томина, по знаку отца освобождают его от пут.
— Дядя Саша! — вскакивает Сажин.
Восторженные объятия.
— Хрен с вами, давайте выпьем! — решает Морда.
Томин растирает руки, Вася, ухмыляясь во весь рот, тащит на стол водку.
7
Ардабьев с женой бродят по городу.
И по тому, как они смотрят друг на друга, как держатся, можно безошибочно заключить, что Вероника не устояла на своей рационалистически-порядочной позиции. Помолодела, расцвела, переживает вторую весну.
Оба счастливы, заново открывают для себя окружающее и радуются всему.
Валентинов на «рабочем месте»: на людной вечерней улице у газетного стенда. К нему бочком протирается девушка, сует деньги, Валентинов что-то ей объясняет. Девушка отходит, приседает возле телефонной будки, завязывая шнурки кроссовок, и одновременно выуживает из-под будки небольшой пакетик.
Ее поглощает толпа, Валентинов провожает взглядом спешащую фигурку и вдруг видит Ардабьева. Радость преображает его усталое равнодушное лицо. Бросив свой пост, он кидается за Ардабьевым.
Тот смотрит на остановившего его человека сначала с недоумением, потом с испугом. Неужели это старый друг?
— Володька! Не узнал? Плохо выгляжу, да? Димка Валентинов! — и долго трясет протянутую руку. — Освободился!.. Встретились!.. Володька!
Прохожим они мешают, и Валентинов тянет Ардабьева к стенду.
— Как я рад, Володька!
— Я тоже, — неискренне выдавливает Ардабьев.
— Мы с ребятами сколько тебя добром поминали, что нас не потянул!
— За что же? Вас я… угощал только. |