Александр Лавров, Ольга Лаврова. Дело № 22. МафияСледствие ведут ЗнаТоКи – 22
1
Мчится по осенним просторам поезд Хабаровск — Москва. Вдоль состава из вагона в вагон идет Коваль. Плацкартную тесноту минует с полным безразличием, в купейных вагонах время от времени приостанавливается, скашивает глаза на открытые почти повсеместно двери. Ему интересно, как ведут себя пассажиры в разных вагонах. Шага на три впереди Коваля движется дюжий парень, когда надо, расчищая дорогу. Позади, соблюдая ту же дистанцию — второй. Парней отличает решительная и вместе с тем настороженная повадка. Между собой эти трое не обмениваются ни словом, но чувствуется, что они составляют некоторую общность, центр которой — Коваль. Вернувшись в свой вагон, они проходят мимо Ардабьева, который прилип к окну. Передний парень мускулистой рукой отжимает его, буркнув: — Извиняюсь. — Пожалуйста, пожалуйста, — сторонится тот с доброжелательной улыбкой; причина ее, конечно, в собственном настроении, а не в симпатии, которую парень не способен внушить. Коваль со спутниками сворачивает в ближайшее купе, ложится на нижнюю полку. Между тем поезд начинает тормозить и останавливается на какой-то промежуточной станции. Первым на перрон соскакивает Ардабьев, бежит к киоску «Союзпечать», покупает все подряд журналы и газеты. Потом спешит к бабам, торгующим яблоками и зеленью. Здесь тоже набирает всего жадно, неумеренно, едва удерживая в руках. Он полон нетерпеливой, взвинченной радостью свободы. Выходит размяться и Коваль с сопровождением. Скучающе изучает ассортимент привокзального базарчика. Суета Ардабьева вызывает у него иронически-сочувственное внимание. «С первого пути отправляется поезд Хабаровск — Москва. Повторяю — с первого пути…» — хрипит репродуктор. Ардабьев подбегает к поезду, когда тот уже трогается. Со своей ношей ему трудно взобраться на ступеньки. Хоть покупки бросай, а бросить жалко. Коваль с парнями на площадке. Парни, посмеиваясь, наблюдают за Ардабьевым, но Коваль делает знак, они моментально спрыгивают и враз, как перышко, подсаживают Ардабьева в вагон. — Спасибо, ребята, спасибо! — сияя, благодарит тот. В купе он сваливает покупки на койку, на столик. — Ешьте, пожалуйста… угощайтесь… и вы тоже… попробуйте, — одаривает он попутчиков. — Почем брали? — надкусывает яблоко мужичок провинциального обличья. — Не знаю, — смеется Ардабьев — и снова в коридор, к окну: проводить уплывающий назад перрон с киосками и торгующими бабами. Коваль становится рядом. По обе стороны занимают позицию сопровождающие. Коваль взглядом отодвигает ближайшего, спрашивает: — От хозяина? Ардабьев теряется, не сразу кивает. — Где отбывали? Ардабьев рад бы не касаться этой темы, но в собеседнике есть мягкая властность, заставляющая подчиняться. — Есть такие две реки: Верхняя Тунгузка, Нижняя Тунгузка. — Случалось по служебным делам… Дома ждут? — Жена, — и тут неудержимая счастливая улыбка заливает лицо Ардабьева, просветляет глаза. — Жена… — повторяет он, растроганный чуть не до слез, и, стесняясь волнения, отворачивается. …И вот он уже сидит в купе Коваля и рассказывает: — Прибыл я в лагерь хилый, назначили библиотекарем. Ох и били меня! «Давай детектив!» А я им какую-нибудь «Белую березу» или «Мать». Ну и… Потом работал со всеми, все-таки лучше. Четыре года трубил… — По какой статье? — Об этом не хочу, — уклоняется Ардабьев. |
