Знаменский задерживается на другом листе дела.

— Приятеля вы приобщили или он вас?

— Не помню уже… А вообще приятно за новичком наблюдать… как он делает открытие. Ходил, ничего не соображал и вдруг все начинает чувствовать по-новому. Как он тогда слушает рок-металл! У него глаза на лбу — он первый раз понимает, почему так звучит!.. Да что я вам говорю, кто не пробовал — объяснять бесполезно.

— Я пробовал, — спокойно усмехается Пал Палыч.

— Вы?!

— Пробовал. Именно чтобы понять. Иначе как дело вести?

— Ну? Блаженство?

— Иллюзия блаженства. Иначе не было бы наркоманов. Беда, что несколько раз блаженство, а там вся жизнь насмарку.

— Это точно, — искренне поддакивает Папрыкин, объединенный со следователем мигом обманчивой близости. — И вот ведь паскудство: пока привычки нет, все за так дают. А поймешь, что влип, бежишь: дайте. Что ты, говорят, малый, сколько можно одолжаться, плати…

— По три дырки в день — это приличные деньги, — подсчитывает Знаменский. — Откуда такие доходы, Папрыкин?

— Я же признался.

— На пенсионерах не разгуляешься. Где вы были третьего августа?

Папрыкин стискивает руки.

— У одной девушки, — почти без паузы начинает он врать. — Грубо говоря, проститутки. Тоже увлекается наркотиками. Проститутки, которые колются, это жуть. Плохо одеты, все деньги уходят на это дело, не моются, по ночам не хотят работать, дрыхнут.

Знаменский поднимает ладонь, чтобы прекратить пустое словоизвержение.

— Обратимся к хронологии, Папрыкин. Пенсию вы отнимали в июле и в сентябре. А третьего августа было крупное ограбление на Солянке.

— А-а-а, — тонким истеричным голосом заводит Папрыкин. — Все нераскрытое хотите на нас повесить? Людей калечили, машины угоняли, гостиницу «Россия» сожгли? А я, может, чище вашего! Ну взял, ну украл, так я от беды, меня лечить надо, а лечить не умеете! А вы-то э-эх! Одной рукой меня давите, а другой успехов желаете — кому, интересно?

— Кому же? Поясните смысл ваших выкриков.

— Будто не знаете! Торговец из нас соки жмет, гонит воровать, а у вас с его шефом контакт, да? Мундиром прикрылись, работает в одном кармане!

— Хватит, Папрыкин, что вы городите?

— Да ладно притворяться! Я даже имя скажу: Володя! Володя ведь?

Не то чтобы Пал Палыч поверил намекам арестованного, но какая-то подоплека в них есть, возможно. Это уже беспокойно и неприятно.

14

На закрытом корте Коваль играет в теннис с Феликсом.

«Псы» немножко болеют.

— Хорошо патрон взял!

— Феликс тоже… только малость суетится.

Сет кончается выигрышем Коваля, и Феликс использует благоприятный момент:

— Олег Иваныч, человека у меня взяли.

— На деле?

— Не-ет, вывеску кому-то почистил.

— Пьяный?

— Стал бы я! — заверяет Феликс.

— Кто такой?

— Двадцать девятый номер.

— А-а, бывший хоккеист, блондин, — Коваль любит показать, что знает людей наизусть, как хороший генерал своих солдат. — Ладно, вытащим.

Когда партнеры, уже переодевшись, выходят на улицу, оказывается, что Коваля поджидает Хомутова.

— Извини, но завтра воскресенье, а потом тебя три дня не будет…

Коваль отпускает Феликса.

— Ты всегда знаешь, где я? — спрашивает Хомутову, идя к машинам.