Ардабьев у окна.

— Покурим? — говорил он, завидя направляющегося назад Коваля.

Коваль бросает полотенце в купе.

— Не курю.

Ардабьев прячет сигареты.

— Подъезжаем… даже не верится…

— Как зовут вашу жену?

— Вероника. Вера. Ника.

Ковалю просто хотелось напоследок увидеть игру счастья на этом лице, но ответ задевает и в нем самом что-то дорогое.

Помолчав, спрашивает:

— Пока были вместе, она не имела той цены. Верно?

Ардабьев поражен.

— Да… А теперь… Будто вчера влюбился! — признается он.

Между тем пассажиры спешно собирают вещи. За Коваля это делает один из спутников. Второй уже который раз изучает расписание на стене. Ардабьевский тощий рюкзачок давно готов.

Вечно напевающее поездное радио умолкает. Бодрый голос объявляет: «Товарищи пассажиры, наш поезд прибывает в столицу нашей Родины — город-герой Москву. Обслуживающая вас бригада желает вам всего доброго!»

За окном медленно-медленно тянется перрон.

Коваль на отрывном листочке блокнота пишет для Ардабьева телефон.

— Если что не заладится — звоните. Скажите, попутчик из Хабаровска, я предупрежу.

Парни за спиной Коваля встревожено и вопросительно переглядываются.

— Спасибо, но… — Ардабьеву неловко.

— У меня есть возможности, — Коваль сует листок в карман пиджака Ардабьева. — Желаю удачи!

Переглядка парней кончается тем, что один из них изображает хватательное движение.

И Коваль направляется к выходу, предводительствуемый первым парнем, раздвигающим пассажиров, вылезших в коридор с узлами и корзинами. Второй задерживается около Ардабьева.

— Извиняюсь! — извлекает записку Коваля, забирает себе.

На перроне Коваля встречает Хомутова. Деловое рукопожатие, кивок мальчикам…

— Как съездил?

— На поезде, — отвечает Коваль, и Хомутова понимает: недоволен.

Все четверо устремляются к вокзалу и дальше на улицу, «мальчики» по-прежнему впереди и сзади.

Возле машин Хомутова спрашивает:

— В контору?

— Сначала к маме. Надоели мне твои псы.

— Заменю.

«Мальчики» понимают ее с полувзгляда. Те, что сопровождали Коваля в поезде, усаживаются к Хомутовой, а прибывшие с ней занимают их место подле Коваля.

Хомутова первой успевает к воротам кладбища и покупает ворох цветов, пока Коваль паркуется.

— Люба, это подхалимаж. Мама любила три цветка, — он выдергивает из букета три цветка и уходит внутрь.

В это время «мальчики» передают Хомутовой ту записку с номером телефона, которую Коваль оставил Ардабьеву.

— Да вы сбрендили! — ахает Хомутова. — Вы должны Олега Иваныча охранять! А не решать, что ему можно, а что нельзя! Не ваше собачье дело!

Она мелко рвет бумажку и ссыпает в урну.

На обратном пути Коваль садится в машину с Хомутовой.

— Все здоровы, все работают, — рассказывает она. — Только Матвей непрерывно на игле. И тут такой темный случай был. Верный человек передал, что Матвей взял у приезжего гашиш, восемь кэгэ. Взял мимо нас, и кому сбывает — неизвестно.

— М-да… — роняет Коваль.

— Ну что с ним будешь делать! — расстроенно восклицает Хомутова.

Коваль отвечает взглядом. Она застывает, оторопевшая.