Филиппов. А если на тротуаре?

4-й шофер. Тут уж чего говорить... Тут тюрьма. Без разговоров. Нечего и разбираться.

Филиппов. Да?.. Гм... (Пауза.) Ну, до свидания.

4-й шофер. Извините, лучше бы не встречаться. (Прикладывает руку к фуражке, уходит.)

Филиппов возвращается в комнату, где Знаменский разговаривает с Локтевой.

Локтева (она уже не так спокойна). Простите, но как коллега коллеге не могу не сказать откровенно...

Знаменский (со скрытым юмором, который Локтева не улавливает). Откровенность следователи любят больше всего.

Локтева. Так вот. Совершенно ясно, что за наезд на тротуаре должен отвечать шофер. Роль свидетелей ничтожна. Факт говорит сам за себя. Но у вас не сходятся какие-то мелочи, и нас вызывают, отрывают от дела. И вообще, если вы проводите очную ставку...

Знаменский. Я не проводил очной ставки. Просто выяснил кое-что для себя. А теперь попрошу вас немного подождать. Только, извините, не вместе с остальными. Внизу есть холл.

Старшина. Я провожу. (Уходит с Локтевой.)

Филиппов. Какова!

Знаменский. Не вывести ли их порознь на место? Попросить показать, кто где стоял в момент наезда. Это сфотографировать. Если нам подсовывают не подлинных свидетелей...

Филиппов (подхватывая). То они запутаются как пить дать! 

Сцена двадцать пятая 

Та же комната в ГАИ. Входят Знаменский, Локтева, Рачков, Мосин. Одновременно Филиппов на куске картона приносит еще влажные фотографии.

Знаменский. Вот, можете удостовериться. Вы собирались вместе перейти улицу, так? А показали совершенно разные места, где стояли в момент аварии! (Мосину.) Вы — у этого дома. (Рачкову.) Вы — у того, а вы (Локтевой) — у киоска. Шут знает что! Мне даже неудобно говорить вам, что я думаю! Ни мне, ни капитану вовсе не улыбается вас изобличать. Подумайте сами, прикиньте, на что идете!

Пока он говорит, Мосин и особенно Рачков проявляют все более заметное беспокойство. Локтева посматривает на них с тревогой, наконец решает, что дальше молчать опасно.

Локтева. Я могу наконец сказать?

Знаменский. Скажите.

Локтева. Мы возмущены вашими подозрениями! Когда на твоих глазах давят человека — вполне понятно волнение... уже не до того, чтобы запомнить, кто где стоял... А вы, простите, намекаете на то, что мы сознательно лжем?!.. Да чего ради?!

Знаменский. Боюсь, что я догадываюсь, чего ради... Давайте отмечу ваши повестки.

Все трое поспешно встают и суют Знаменскому повестки. Тот отмечает время и ставит печать.

Знаменский. Протокол выхода на место вы подписали. Что означают ваши противоречия — вам ясно. Очень рекомендую подумать о дальнейшем. (Отдает повестки.) Следствие продолжается. Когда сочту необходимым — вызову.

Рачков. Я вообще человек рассеянный, не надо бы мне в свидетели...

Торопятся к дверям. Рачков и Мосин подчеркнуто откланиваются. Локтева не прощается.

Филиппов. Выгораживают кого-то из своих, как пить дать!

Знаменский. Да, был некто в соломенной шляпе. А ничего не сделаешь. Свидетелей бы нам, свидетелей настоящих!

Филиппов. Ищу.

Сцена двадцать шестая 

Кабинет полковника Скопина. Входит журналист, человек неопределенного возраста, в модном клетчатом пиджаке.

Журналист. Приклонский Станислав Никодимович.

Скопин. Рад познакомиться, слежу за вашими выступлениями. Прошу. (Показывает на кресло.) Какая нужда привела в наш дом? (Выходит из-за стола, садится в другое кресло, рядом с журналистом.)

Журналист. Нужда у журналиста одна, Вадим Александрович, — поиски материала.