Она вроде бы всего лишь просила за Юденича, а на самом деле туманно намекнула на возможного убийцу: мол, разберись, если поймешь, о ком я толкую, правда ли это,?..

Я одно могу сказать: если бы это было правдой, она бы узнала об этом намного раньше. Выходит, это ложь. Ложь, которую подсунул ей Гортензинский. Точно так же он ложь подсунул и Дегтяреву. Но зачем было настраивать Ершову против себя, ведь это может подтолкнуть ее к мести ему самому?

И этот визит отца Владимира, его рассказы…

Если обобщить все, получается, что цель была одна: внушить мне, что среди поступивших обязательно окажутся два-три мальчишки, уже попавших под влияние Гортензинского, и что единственный способ его остановить — это немедленно увидеться с Юденичем и получить от Юденича убийственные для Гортензинского сведения о причастности Гортензинского к убийству Ершова…

Гортензинский так хотел убедить меня в его причастности к этому убийству, что можно было определенно заявить: на самом деле он к убийству не имеет отношения!

Он просто хотел спровоцировать мою встречу с Юденичем, он обвинял себя в таком страшном деле — и очень заботился о том, чтобы это обвинение дошло до меня! Выходит что совсем не нужна.

Чего же хотел Гортензинский от этой встречи?

Я полагал, что Гортензинский хочет убить всех зайцев разом. Юденич, контролировавший торговлю оружием и отслеживавший законность всех сделок, стоял Гортензинскому поперек дороги. Я тоже стоял Гортензинскому поперек дороги. Если свести нас вместе, то…

То, например, можно заснять на видеопленку и чуть-чуть «подретушировать» нашу встречу, придав ей видимость того, что Юденич передает мне взятку за поступление его сына…

Нет, слабовато. Я не из самых слабых людей, а уж Юденич — тем более. Мы оба — тертые калачи, и сумеем доказать беспочвенность обвинений.

Надо брать более крутые варианты, вплоть до самого худшего. Нас обоих могут убить во время нашей встречи где-нибудь в кафе или в скверике, и при этом не пожалеют нескольких тысяч долларов, чтобы подкинуть на труп одного из нас. Уж тогда это точно будет выглядеть, что мы с Юденичем погибли в момент, когда делили какие-то «грязные» деньги. И более того, вполне правомерной окажется версия, что нас пристрелили не потому, что мы оба мешали каким-то преступникам, а из-за наших собственных грязных дел, какие-нибудь наши сообщники или, наоборот, конкуренты по криминальному бизнесу. Шум, негодование по поводу того, какими сволочами мы оказались, и в этой суматохе Гортензинскому открыт путь и к незаконным сделкам с оружием, и к тому, чтобы пропихнуть в училище несколько «своих» мальчишек. Человек, которого вместо меня поставят начальником училища, просто не успеет вникнуть во все тонкости, ему бы, в этой кутерьме, учебный год благополучно начать, отобрав положенные восемнадцать человек… Да и какого человека поставят вместо меня?..

Все это я изложил в тот вечер генералу, у него на кухне. И добавил:

— Есть несколько зацепок. Во-первых, убийцы должны будут подойти к нам достаточно близко. Ведь им надо не только нас убить или изувечить так, чтобы мы долго находились в больнице, но и деньги или другой «криминал» нам подкинуть. Во-вторых, у нас есть фотографии тех, кто следил и за Ершовой, и за отцом Владимиром. Можно установить их личности. Я уверен, что среди тех, кто на нас может напасть, будет кто-то из них. Оперативники могут опознать их загодя, имея фотографии на руках. В-третьих, я должен получить еще какую-то очень важную информацию. Возможно, от отца Владимира или от Ершовой, но, скорее всего, от Дегтярева. Гортензинский подсунет ему совершенно фантастические сведения, в достоверности которых сомневаться не будет причин, и Дегтярев примчится ко мне. Зная мой горячий характер, Гортензинский считает, что, в свою очередь, помчусь встречаться с Юденичем, не поставив в известность ни вас, ни другое начальство… Мне нужно дождаться, когда я получу эту важную информацию, а потом уж действовать по плану.