Работа расследователя состоит из массы разочарований, потерь, ошибок. И даже когда ты победил, когда ты сложил полноценную мозаику из разрозненных фрагментов, у тебя, как правило, нет никакого чувства победы.

Ты просто разоблачил очередного ворюгу, бандита, взяточника, предателя… Кому это надо? – спрашиваешь ты себя.

– Андрюха, – кричит с порога Спозаранник. – Андрюха, класс!

…Ну вот! Хоть кто то похвалил. А ты говоришь – кому это надо? Значит, надо. Все таки надо.

– Просто класс, – говорит Глеб. – Как ты это записал?

– Обыкновенно, Глеб Егорыч. Попросил Ваську Васнецова еще раз сходить к господину Мамкину. И конкретно оговорить задачу: как бить Обнорского? До какой степени? Ломать ли руки? Ноги? Зубы? И вслух внятно подтвердить, что за избиение журналиста он оформит потребную Ваське лицензию.

– Да… влип Папкин.

(Что же это всех так тянет переделывать аристократическую фамилию моего лучшего друга? Беда прямо какая то, ребята.)

– Ну влип то он еще раньше, когда взятки брать начал. А теперь мы просто констатируем факт. А факты таковы: в понедельник я иду к Панкину… тьфу, черт! И я туда же… иду к Мамкину, и вместе мы слушаем кассету. И всем становится хорошо: Васька получает свою лицензию, а мы – хорошего информатора.

– И только Папкин не получает ничего.

– Э э нет, Глебушка. Во первых, Папкин… тьфу, Мамкин получает бесплатный урок на всю жизнь. И, во вторых, мы гуманно не печатаем второй материал. Не будем же добивать бедного маленького Папкина?

– Мамкина, – поправляет меня Глеб. И тут же великодушно добавляет: – Конечно, не будем. Хотя и хочется.

Мы с Глебом закуриваем и смотрим друг на друга. А за окном уже совсем темно. И кружатся снежинки. И два маленьких суворовца тарака нят по плацу огромную фанерную лопату. Еще одна чумовая неделя позади.

– А Васька то мне, пожалуй, и ребра может посчитать, – говорю я задумчиво.

– Это за что? – интересуется Глеб.

– Ты вчерашнюю итальянку помнишь?

– Ха… такую забудешь.

– Ну вот… Васька на нее запал круто. Но я его пообещал познакомить с еще более крутой дамой. В понедельник придет интервью у меня брать.

– А это кто ж такая? – удивляется Глеб.

– Это Зоя.

– Какая Зоя?

– Зоя Залмановна Лившиц.

…И мы хохочем. И мы катаемся по дивану и хохочем. И открывается дверь. И входит Оксана. Мы все хохочем. Оксана смотрит на нас с удивлением. Мы, наверно, действительно похожи на идиотов.

А потом… а потом Оксана говорит:

– Звонит какой то мужчина. Назвался Алексеем. Сказал, что ты поймешь.

Глеб все еще продолжает смеяться. И я по инерции улыбаюсь… я улыбаюсь. Igni et ferro. А где то поблескивают бриллианты в запонке безукоризненно вежливого помощника господина Фонарского. Я беру трубку.

– Андрей Дмитриевич, это Алексей. Не забыли?

– Я рад, что вы наконец позвонили, Алексей.

– Скажите, Андрей Дмитриевич, вы проверили те документы, о которых мы говорили в прошлый раз?

– Да, разумеется. Я думаю, есть потребность поговорить подробно. Документы того стоят. Приезжайте, потолкуем, попьем кофейку.

– Андрей, – мой собеседник слегка замялся, – Андрей Дмитриевич, тут такое дело… мне подъехать к вам затруднительно. А если уж говорить откровенно, то и невозможно. Мои обстоятельства сильно изменились, и, к сожалению, не в лучшую сторону.

– Я понял.

Но в тот момент я только думал, что понял. Если бы я знал! Но я еще не знал…

– Я понял.