Изменить размер шрифта - +
Явно современного вида. И лежал сбоку загадочный мраморный грифон. Ни фига себе! Бедно живет таможня… А за державу, конечно, обидно. Бедно, бедно живет таможня.

В огромной приемной меня встретила смазливая деваха. Наверное, внучка знаменитого таможенника Верещагина… ну ну.

– Вы Обнорский? – спросила она очень приятным голосом. – Виктор Васильевич вас ждет.

И столько тепла было в ее голосе, столько радости, что я подумал: как только вы тут без меня жили то?

А самого Виктора Васильевича Фонарского я раньше не видел. Третий таможенный чин Северо Запада оказался маленьким, невзрачным, лысым мужиком. Чем то он неуловимо напоминал опарыша. Но – умен. Это бесспорно. Хитер, проницателен. Это тебе не Мамкин.

А потом был обязательный кофе. И хороший, обстоятельный рассказ о таможне. Говорил Виктор Васильевич хорошо, толково, по существу. Я слушал, кивал и пытался понять: что же ему от меня нужно?

– А главная проблема, Андрей Викторович, это, разумеется кадры. Вы меня понимаете?

– Конечно, – киваю я, – кадры.

– Кадры… Мы, конечно, организация серьезная. С улицы к нам на работу не попадешь. Все люди проходят очень строгую проверку. Но, тем не менее, бывают и у нас проходимцы. Да, такова реальность.

Фонарский сокрушенно покачал головой. Если бы в ящике моего письменного стола не лежала синяя пластиковая папочка с несколькими бледными ксерокопированными листочками, я бы поверил в искренность Виктора Васильевича. Интересно, сколько вы наварили на той операции? И сколько хотите наварить на следующей?

– …такова реальность. Но мы своих негодяев вычисляем сами.

– Да, любопытно. Может быть, дадите какие нибудь материалы?

– Конечно, Андрей Викторович, о чем разговор? Мы не боимся выносить сор из избы. Вот, пожалуйста. Свежий пример. На прошлой неделе выявили супостата. Сейчас готовим материалы для передачи в органы.

Фонарский нажат кнопку на селекторе и сказал секретарше:

– Надя, передай Павлу Степановичу, чтоб зашел ко мне с материалами на Горбунова. Срочно.

– Павел Степанович Семенов – мой помощник, – добавил Фонарский для меня. «Семенов страшный человек, – сказан вчера Алексей. – Убийца».

Через минуту в кабинет вошел крепкий, подтянутый мужчина лет сорока. Отличный костюм, безукоризненно начищенные ботинки, гатстук в тон сорочке. И – перебитый нос. И фигура, и нос, и манера двигаться безошибочно выдают бывшего боксера. Он быстро, уверенно прошел по сияющему паркету и положил на стол Фонарского темно коричневую папку.

– Это не мне, Степаныч, – сказал третий человек в таможне. – Это нашему гостю. Познакомьтесь, кстати. Это – мой помощник Павел Степанович Семенов. А это известный журналист и писатель Андрей Викторович Обнорский. Он же – Серегин. Звезда, можно сказать…

Мы пожали друг другу руки. Рукопожатие Семенова было сильным, крепким. Он улыбнулся, сказал что то типа: приятно… весьма приятно, – и передал мне папку. Маленькие бесцветные камушки на его запонке метнули искрящиеся лучи. Мать честная! Неужели бриллианты?., очень… очень приятно… Страшный человек, сказал вчера Алексей. Убийца.

Я раскрыл папку. С первой страницы на меня смотрел Алексей. Но на фотографии он был значительно моложе. …Два три месяца, Андрей, я, скорее всего, не проживу…

– Вы так смотрите пристально, – негромко сказал Семенов. – Вы знакомы?

– Что? А… нет. В первый раз вижу этого Горбунова.

– А мне показалось: вы знакомы.

– Пока нет, – ответил я. – Но, думаю, придется познакомиться.

– А вот это на данный момент затруднительно.

– Почему?

– Да этот гусь скрывается.

Быстрый переход