Он только на короткое время умолк, когда – после его же вопроса о моей жизни – я рассказала о службе горничной в доме Карачаевцева, чтобы через секунду снова оживиться и совершенно трезво начать выспрашивать о деталях жизни «коронованных особ».
Я не скрывала, что Марианна – прекрасная женщина, что подруга ее – не ахти, и что именно подруга заставила ее сегодня вечером ехать к какому то Пчелкину из за шести миллионов рекламных денег нового сотового оператора на рынке Петербурга. А завтра она по той же причине едет в Москву – подписывать контракт.
После этих слов Голяк совсем протрезвел.
– Знаете, Валя, а время то – за полночь.
Вам ведь завтра на работу. Мой водитель охранник вас отвезет домой. Мы еще увидимся. Такими рыжеволосыми не бросаются.
***
Утром я еле встала. Все таки недосып – это хуже голода. Позевывая над чашкой кофе, я решила позвонить Нине Викторовне.
Та очень обрадовалась и напомнила, что ждет меня.
Встретила она меня как дорогую гостью.
Накрытый стол был заставлен таким множеством закусок, словно она ожидала, по крайней мере, пятерых. Размеры квартиры явно не соответствовали моему представлению о том, как должно выглядеть жилище учительницы.
Впрочем, это представление было сформировано, скорее, под влиянием советских фильмов о школьной жизни. Я ожидала увидеть что то вроде того, что соответствует любимому выражению Сашкиного мужа: «Бедненько, но чистенько». Здесь было отнюдь не бедненько. Стеклопакеты на окнах, современная красивая мебель, музыкальный центр и даже компьютер. Перехватив мой недоуменный взгляд, Нина Викторовна засмеялась:
– Это все Гена. Говорит, надо жить в ногу со временем. Правда, компьютером чаще всего пользуется он сам, когда бывает у меня. И квартиру эту тоже он купил, и мебель, и всю технику. Мои здесь только книги. Да вы осматривайтесь, а я пока на кухне похлопочу.
В ожидании хозяйки я стала разглядывать книжные полки, которые занимали в этом доме целую стену. Здесь почти не было новых изданий в глянцевых обложках. Разве что Акунин, черно белые томики которого удачно вписались между сочинениями Лескова и Чехова. Книги обычно много рассказывают о своих владельцах, и я не сомневалась в том, что найду тут Леонтьева и Льюиса, Голсуорси и Пруста. Единственной вольностью, нарушающей этот строгий книжной порядок, была фотография, с которой улыбался… молодой юркий человек с глазами буравчиками, которого я заметила у лифта квартиры Карачаевцева…
– Это Геночка, – пояснила Нина Викторовна, – в тот год он поступил в университет.
В моей душе родились смутные подозрения.
– А как фамилия вашего племянника?
– Зайчиков, – ответила Нина Викторовна. – Геннадий Петрович Зайчиков. Депутат Законодательного собрания.
Такого поворота событий я не ожидала.
Сердце в моей груди на секунду замерло, а потом заколотилось с бешеной скоростью.
Но сюрпризы на этом не кончились. Нина Викторовна принесла из другой комнаты альбом и стала раскладывать передо мной фотографии. Это были традиционные групповые снимки классов, которые делаются в школах каждый год. Я смотрела на ее учеников – в одинаковых формах и пионерских галстуках – и искала среди них Карачаевцева.
– Вот он, – сказала Нина Викторовна, указав на светловолосого насупленного мальчика.
– Вы, наверное, и представить себе тогда не могли, что ваш ученик взлетит так высоко?
– Нет, конечно. Хотя на моих уроках он как то по особому внутренне собирался именно тогда, когда речь заходила не о Наполеоне или там Петре Первом, а о тех, кто был в тени коронованных особ, помогая обеспечивать им бессмертие.
Дальше в альбоме замелькали цветные любительские снимки последних лет. |