— Может, все же не так горячо, — сказала она с величественным спокойствием и пригладила свою юбку. — Не так горячо! А как думаешь ты, Алан?

— По-моему, не стоило его выпроваживать. Можно было бы сначала спросить у него журналистское удостоверение. Впрочем, он настоящий журналист, только немного с ветром в голове. Еще, чего доброго, может впутать в какие-нибудь неприятности.

— Неприятности? — удивился Колин, — Какие?

— Не знаю, но я его опасаюсь.

Колин запустил руку в свою лохматую гриву и почесал нос.

— Слушай, — пробурчал он, — ты что, думаешь, я побегу вдогонку за этим типом? У меня есть немного восьмидесятилетнего виски, от которого и осел в пляс пустится. Сегодня вечером мы вышибем из него пробку, сынок. Если хорошенько хватить его…

Тетя Элспет топнула ногой с надменной непреклонностью.

— Я не желаю видеть это в моем доме!

— Я понимаю, старина, но…

— Я сказала, что не желаю видеть это в моем доме. И все! Я снова напишу редактору…

Колин взглянул на Элспет.

— Да, я как раз хотел спросить тебя. Что это за нелепость насчет таинственных разоблачений, о которых ты почему-то хочешь рассказать не нам, а газетчикам?

Элспет упорно сжала губы.

— Давай же! — понукал Колин. — Выкладывай!

— Колин Кемпбелл, — медленно сказала Элспет, и в голосе ее зазвучал металл, — делай то, что я тебе говорю. Проводи Алана Кемпбелла в башню и покажи ему, где нашел свою кончину Энгус Кемпбелл. И пусть он поразмыслит о Святом Писании. Ты же, Кетрин Кемпбелл, садись рядом со мной. — Она хлопнула по дивану. — Значит, ты не ходишь на эти безбожные лондонские танцульки?

— Конечно, нет!

— Тогда, значит, ты даже не видала свинга?

Алан так и не узнал, что последовало за этим благоприятным поворотом беседы. Колин вывел его из комнаты через ту же дверь, за которой несколько раньше исчезли Данкен и Чепмен.

Входная дверь башни была открыта. За ней оказалась просторная круглая темная комната с земляным полом и побеленными каменными стенами. Очевидно, когда-то она была конюшней. Закрывающаяся на цепь с висячим замком двустворчатая деревянная дверь в южной стороне комнаты открывалась во двор. Сейчас она была распахнута, пропуская снаружи слабеющий уже свет. За узкой дверью в стене каменная винтовая лестница вела в башню.

— Всегда кто-нибудь оставляет двери открытыми, — проворчал Колин. — Можете представить: в жилье можно попасть снаружи. Если у кого-нибудь есть ключи… Слушай, сынок, — продолжал он. — Старуха что-то знает. Раны Христовы! Она не глупа, ты это сам мог видеть, и она что-то знает. Но она рта не откроет, хотя, может быть, от этого зависят тридцать пять тысяч фунтов страховки.

— Не скажет даже полиции? Колин фыркнул.

— Полиции? Элспет, сынок, терпеть не может даже прокурора, а что уж тут говорить о полиции! Когда-то у нее были какие-то неприятности — из-за коровы или Бог весть чего, — и теперь она убеждена, что все полицейские — жулики. По-моему, этим объясняется вся история с газетой.

Колин вытащил из кармана клеенчатый кисет и трубку, набил ее и закурил. Спичка, вспыхнув, осветила растрепанную бороду, усы и горящие глаза.

— Что касается меня… я не очень рассчитываю На эти деньги. У меня есть долги, Энгус знал об этом, Но я как-нибудь выкручусь. По крайней мере, надеюсь. Но Элспет! Без гроша за душой! Раны Христовы!

— Как разделятся деньги?

— Это если мы их получим? Половина мне, половина Элспет.